|
Досконально
изучил Священное Писание, после
чего разочаровался в официальной церкви, принявшей антихристову власть,
и
повернулся к РПЦЗ - Русской Православной Церкви Заграницей.
Игнатий Лапкин
проповедовал с ранних лет:
"Бог дал мне удивительный дар слова, убеждения".
Все это
время у него не прекращались конфликты с государственной психиатрией и
ГБ.
Число его духовных детей уже в семидесятые доходило до сотни. В их
числе - и
внучатный племянник брежневского идеолога Суслова священник Григорий
(Геннадий)
Яковлев, в марте этого года зверски убитый в Туре сумасшедшим,
выдававшим себя
за кришнаита.
Игнатия
арестовывали дважды - в 1980 и
1986 годах, оба раза по печально знаменитой "сто девяностой-прим"
(изготовление и хранение клеветнических материалов). Весь его
аудиоархив был
уничтожен местными гебешниками, и после освобождения Игнатий, с которым
в тяжбе
тягаться трудно, подал на КГБ иск на возмещение ущерба - только
материального,
ибо морального они ему нанести не смогли.
Иск долго
мурыжили, но в конечном итоге
ущерб признали: он составил 11 миллионов в неденоминированных рублях.
Отдавать гебешникам
было не из чего, и Игнатий получил в свое распоряжение два деревянных
здания в
Барнауле - когда-то в них были храмы, а теперь размещался ОСВОД.
Игнатий
устроил там общество другого спасения на других водах - барнаульскую
Крестовоздвиженскую общину, где, главным образом, и проповедует. Имя
его гремит
по всему краю. Много времени отдал он и созданию труда о масонстве, где
детально проанализировал "Протоколы сионских мудрецов".
- Игнатий
Тихонович, это же фальшивка!
Доказанная!
- Про
Туринскую плащаницу тоже много чего
доказано, однако я верю в ее подлинность. Так и тут - это вопрос веры.
...
Обязательно всем жителям всегда носить
пояс, рубаху навыпуск, как принято у русских, и не подражать в одежде
иноземцам. По деревне не разрешается ходить в оголенном, непотребном
виде.
Взаимопомощь членов общины. От общих работ: по храму, пруду и др. - не
отрекаться. Самовольно в деревню никого не приглашать. Если же кто из
чужих
курит в данный момент - не разговаривать с ним, пока не потушит
папиросу:
уважайте хотя бы самих себя. Стараться иметь все свое по возможности,
чтобы не
стать господином Дай. Никаких дел, сделок денежных и вещевых и иных не
производить с замужними женщинами без ведома и согласия их мужей".
Ист.:
http://index.org.ru/journal/11/bykov.html
10 января
2001 в Крестовоздвиженскую общину Русской Православной Церкви,
расположенную в
Барнауле и насчитывающую 70 верующих, нанес визит Епископ
Ишимско-Сибирский Его
Преосвященство Евтихий. Он сообщил о том, что Русская Православная
Церковь За
Границей сделала первый шаг к единению всех православных, живущих в
России и за
ее пределами. На недавнем заседании Архиерейского Собора в Нью-Йорке,
который,
как правило, собирается раз в два года, 14 епископов во главе с
Митрополитом
подписались под обращением «Покаяние перед старообрядцами»
О Дмитрии Дудко:
Ответ: Когда
мне дали почитать его
книжечку «О нашем уповании», а это было на пути из Риги в
Москву, я сразу же
решил найти его, и нашел в Гребнево. Не знаю почему, но меня никто ему
не
представлял, я просто свалился на него, но он сразу же меня принял. Мне
не раз
говорили, что когда они молились о разрешении каких-то трудных
вопросов, когда
они были в смятении, видя вокруг только суету, и не находя полной
отдачи
Христу, то внезапно происходили мои встречи с ними, как раз в тот день.
Это мне
говорили о. Александр Пивоваров, о. Димитрий Дудко, о. Владимир Цветков
и
другие, даже в Америке.
Мы сразу же
закрылись с о. Димитрием под
замок, а потом в сумерках вышли в зимний парк и вдвоем долго-долго
гуляли,
обсуждая всё. Лично мне он ничего дать не мог, кроме того, что у меня
уже было.
О. Димитрий сразу же поставил вопрос по изданию его проповедей. Моя
магнитофонизация в это время уже начинала раскручиваться – 1978
год, октябрь.
Он вводит меня сразу же в самое ближайшее свое окружение; популярность
его в
это время была огромная, проповеди его были смелые и обличительные,
обличающие
власть. У него выходили печатные листки, которыми были обклеены его
двери. Этим
занимался Володя Седов – ныне священник. Не знаю почему, но я дал
совершенно
необдуманный совет: кроме листков, которые нужно размножать тысячами, а
не в
одном-двух экземпляров, сразу же начать выпуск книг объемом не менее
пятисот
страниц, где нужно давать ответы на все непонятные вопросы. Он сразу же
запротестовал: «Нет, нет, это невозможно».
У меня была
какая-то эйфория, что я нашел
родственную душу, меня поразила его открытость, жизнь с открытыми
дверями, и я
выразил несогласие с этим, что многие чужие (разрезанные юбки) приходят
только
пообедать. В храме у него был страшный гвалт, бурная торговля. Он
боялся
старосту-женщину, что она снова может его уволить, и об этом мне так и
сказал.
Близкое окружение о. Димитрия состояло из евреев. Близкие к нему
русские
патриоты наседали на него, особенно Константин, ставший священником и
разбившийся потом на мотоцикле. Интервью со всеми этими людьми и беседы
с о.
Димитрием у меня записаны на магнитофонные ленты. Часть их похитило
КГБ, но
кое-что осталось и извлечено из-под земли. Там же, среди вековых лип я
попросил
его стать моим духовным отцом (он старше меня на семнадцать лет), но
уже на
утро я заметил, да и он тоже, насколько мы разные, но виду в этом не
подали. А
разница была очень и очень большая. О. Димитрий Дудко был давно и
серьезно
болен не просто манией величия (не мне об этом судить), но болезнь была
(обыкновенная женская) – авторитет священника-духовника-оракула.
Воздух был
буквально пропитан словами: «Батюшка сказал, о. Димитрий
сказал… ». В беседе с
его окружением я понял, что они жмутся только к нему, к авторитету,
получить
автограф. И хотя Библия лежит на столе, но она не является руководством
– «мы
же не баптисты». Отец Димитрий «проглядел» меня,
когда дал мне за обедом
сказать слово первый и единственный раз. Я стал говорить, как сейчас
помню, о
любви к Богу всем сердцем и всею душою. Люди окружения отца Димитрия,
образованные, умеющие отличить подделку от настоящего (здесь же за
столом
присутствовала его жена Нина и дети Миша и Наташа). Какие они все
открытые
добрые, чистые и приветливые. Сплошным потоком, взахлест идут улыбки,
радостные
восклицания, приветствия и лобзания. О большем братстве и любви нельзя
было и
мечтать. И в эпицентре всего – о. Димитрий – доступный и
приятно улыбающийся,
буквально притягивающий к себе всех; он каждого лелеет и гладит, целует
и
наставляет. Не люблю говорить Слово Божие среди жующих, но здесь было
всё так
нежно и культурно, и никакого чванства. Говорил я не более десяти
минут. Всё
замерло. Я знаю, что такое внимательные благодарные слушатели, что
значит
владеть аудиторией. Это была жаждущая, в полном смысле – иссохшая
земля. Я не
обманываюсь, говоря это, а основываюсь на том, что говорили слушатели.
Я
замолчал, и повисла как бы предгрозовая тишина. Я сказал еще, говорил о
ревности, о исполнении Духом Святым в эти последние минуты. Конечно, я
никак не
посягал на авторитет о. Димитрия, и не имел этого даже в мыслях. О.
Димитрий –
настоящий оратор, и видимо, очень любующийся собой. Об этом я много
думал,
слушая его записи. Такие люди особенно четко, с придыханием
выговаривают «ть»,
сильно оттягивая вниз нижнюю губу и оголяя зубы, я мог бы даже показать
жест,
сопровождающий это. И он сказал в наступившей тишине: «Что ты
наделал, Игнатий.
Каких трудов стоило мне собрать этих людей. Ты их сумел буквально
расколоть
пополам», – и показал жестом вдоль стола, как идет ледокол.
Я обвел глазами
сидящих и увидел глаза, вспыхнувшие радостью.
Знаю, что
после этого произошло с о.
Димитрием, о его небывалом поражении и крушении, о его метаморфозе, о
превращении его в апологета лжи и коммунистического режима. И
вглядываясь в ту,
первую встречу, скажу, что живи я тогда в Москве, и имей такое
намерение борьбы
с ним, уже более половины его почитателей и сотрапезников мог бы увести
сразу.
Мне тут же под столом, неприметно от него, стали подавать записки,
прося о
встрече. Но у меня уже был куплен билет, и я уезжал вечером. Как и
всегда, в
этой единственной проповеди в присутствии о. Димитрия, и притом за
обеденным
столом я говорил об абсолютном авторитете Библии, и о том, чтобы по
Слову Божию
проверяли всех своих учителей и наставников. И как всегда я приводил на
память
много мест из Священного Писания. Мне Бог открыл и дал испытать
воскрешающее
влияние Его слов. Я видел, как эти слова находили отклик в слушателях,
и они
как бы распрямлялись, благодарно смотрели на меня, как на чудо. Я
замолчал, а
магнитофон продолжал крутить плёнку. Стояла тишина. И тогда несколько
голосов
сказали: «Отец Димитрий, пусть Игнатий еще скажет». И когда
просьбы заглушили
все остальные слова, о. Димитрий сказал: «Скажи…». И
едва я начал говорить, он
тут же прервал меня, как Вальсамон или Зонара. Наклонивши голову вперед
он сказал:
«Я поясню, что Игнатий хотел сказать… », и долго
разъяснял мою не рожденную
мысль. И так он меня прерывал на каждом слове. После мы дома в Барнауле
многократно прослушивали эту запись на катушечном магнитофоне. У всех
было
тяжелое предчувствие беды и неприятнейший осадок в душе. Я не пытаюсь
никого и
ничего судить, просто проигрываю еще раз происшедшее на глазах у многих
десятков людей. И снова голоса: «Отец Димитрий, пусть Игнатий
доскажет, что он
хотел сказать». И это дерганье на три узды взнузданного коня
продолжалось три
часа.
Иоанн Златоуст
говорит: «Слава имеет такое
качество: чем больше за ней гонятся, тем больше она убегает, и
наоборот, если
человек пытается скрыться от нее, делая добро, то она нагоняет
его». О.
Димитрий принял меня на исповедь еще раз и наложил на меня епитимию. До
этого
его духовные чада спрашивали меня: во сколько я встаю утром, и я
ответил, что
без двадцати пять; никак не позже, но можно раньше. Про меня уже
пустили молву
среди его окружения, как и всюду, что я знаю Библию наизусть, и стали
спрашивать, сколько времени я провожу изучая Библию, и сколько раз я ее
прочитал. Я сказал, что с 27 сентября 1962 г. и по сей день – по
несколько
часов ежедневно, иногда до десяти часов. Епитимия его заключалась в
следующем:
1. Кажется, до 1 мая следующего года (это около полугода) не вставать
раньше
шести часов. 2. Это же время не говорить то, что я произношу, с
указанием мест
Писания. Т.е. не Библию запретил цитировать, но чтобы я не нажимал на
то, что
это именно из Библии, не называл главу, стих Библии.
С огромным
напряжением и со скорбью я
выполнил наложенную епитимию. Это – всё его духовничество, если
можно его так
назвать. Видимо всё же он и сам замечал, что с паствой у него не всё в
порядке:
сонное болото; и он при мне сказал так: «Вот напишу письмо,
вызову Игнатия и
натравлю его на вас». После его выступления по телевидению от
него отошли почти
все, и не просто отошли, а началась вражда. Я встречался с очень
многими
бывшими его приверженцами и записал их на магнитофон, побывал во многих
городах
страны, встречался со священниками и архиереями, знавшими его, и, как
принято в
священнической среде, завидовавшими ему ужасно. Как написано в
«Братьях
Карамазовых» у Достоевского в главе «Провонял»:
«Любят у нас падение
праведного». Его книги жгли в злорадстве, похваляясь друг перед
другом. Объехав
Среднюю Азию, Украину и Белоруссию, я пришел к о. Димитрию и высказал
ему всё,
что говорили в отношении его враги и бывшие друзья. Мне казалось тогда,
что я
понимаю его больше других, ибо сам только что вернулся из заключения,
и, тем
более, из-под криминальной психиатрической экспертизы. Ему было очень
тяжело,
как он выразился, тяжелее, чем находясь в тюрьме. Я дал трактовку его
поведения, как мне оно виделось: как буря у острова Мальты, когда для
спасения
корабля своими руками побросали в море пшеницу. Деян.27:38 –
«Насытившись же
пищею, стали облегчать корабль, выкидывая пшеницу в море». Душа
его
кровоточила… Но после всего, что я высказал ему,(и всё это под
запись, после
этого размноженную), он как бы обновившись, обратился к своей матушке
Нине:
«Вот видишь как понял это человек, он один… он
один… Почему же другие это не
поняли. Вот что значит по-детски не испорченный разум и совесть».
Обнял меня и
поцеловал. Сегодняшний о. Димитрий – это совершенно другой
человек, с прежним
не стоявший и рядом. Его произведения печатали в РПЦЗ, и поддерживали
как
могли. Когда я уезжал в Америку, мы увиделись в последний раз. Наших
дорогих
изгнанников он называл раскольниками, говорил против о. Глеба Якунина
что-то
совсем уж несуразное. Когда я переспросил об этом о. Глеба, то он
сказал: «У
него в голове каша, всё перепуталось, он очень болен». И поныне
о. Димитрий в
каждой молитве моей, как дорогой и близкий мне человек, но тот прежний,
а не
этот – прокоммунистический, духовник газеты «Завтра»,
обольщающий людей
восстанием, воскресением «Святой» Руси через коммунистов.
Ист.:
http://kistine.newmail.ru/vopr/vpr_14.htm#о783, 8.2004
http://kistine.barnaul.ru/modules.php?name=Pages&pa=showpage&pid=24
Двадцать лет
спустя в заброшенную
Потеряевку вернулся человек, чтобы жить и работать.
Полтора года
назад, беседуя с известным
христианским проповедником Игнатием Тихоновичем Лапкиным, честно
говоря,
сомневался, что его планы возрождения родной Потеряевки найдут
воплощение в
жизни. И в более-то стабильные времена многие благие начинания
становились
жертвами безжалостной бюрократической машины. А в наше-то, смутное,
шансы
Игнатия Тихоновича на успех казались и вовсе призрачными. Но в чем я не
сомневался
уже тогда, так это в силе его убежденности в своей правоте, в
правильности
выбранного им пути.
И вот я снова
Потеряевке... Картина белого
безмолвия, сверкающего под солнцем снега, впервые за много лет была
нарушена
самыми что ни на есть прозаичными домом, скотным двором, баней... А вот
и тот,
кто многое сделал, чтобы из печной трубы весело устремился к зимнему
небу
дымок, чтобы тишину нарушали мычание коровы, лай собаки и пенье петуха.
Во
многом это стало возможным благодаря брагу Игнатия Лапкина –
Иоакиму
Тихоновичу.
Из рассказа И.
Т. Лапкина.
– В
семьдесят первом году в числе
последних жителей Потеряевки уехали и наши родители. Укрупнение сёл
практически
превратилось в насильственное выселение, когда закрывают школу, магазин
и
ставят в положение, при котором жить невозможно, – это, я считаю,
насильственное выселение. А ведь земля здесь хорошая и места красивые.
Можно
заниматься и скотоводством, и земледелием.
Весной 1991
года сюда, в родные места
Иоаким Тихонович приехал вместе с Виталием Устиновым, чтобы через
двадцать лет
после того, как последние жители покинули Потеряевку, начать
восстановление
посёлка. Началом стали две палатки и участок земли, вскопанный под
огород. По
дощечке, по лесинке стали собирать материал для строительства скотного
двора.
Первую существенную помощь, оказали поселенцам председатель
Комсомольского
сельсовета И. Н. Писарев и директор совхоза «Кадниковский»
В. Г. Игонин.
Поддержали морально, один помог купить стройматериалы, другой –
лошадь. Уже
здесь, на месте купили и корову. Вроде всё просто получается: помогли,
привезли
...Но знал бы кто, какие силы истрачены!..
Из рассказа
Иоакима Лапкина:
–
Закончил Московскую духовную семинарию,
в семьдесят восьмом году стал священником. Но никогда не покидало
желание
вернуться в родные края. Приезжали сюда и видели – малая родина
зарастает
бурьяном. И мы решили – пора начинать возрождение посёлка.
Понимали, что
проблем возникнет масса. Летом поселенцы взялись за дело. Готовили
простейший
строительный материал – саман, иначе говоря, крупный кирпич из
глины с соломой.
Простейший-то простейший, но дома из него, сделанные на совесть, стоят
веками.
Первого августа 1991 года первый кирпич был положен, а всего на
строительство
двухквартирного дома их ушло около семи тысяч. Иоаким Тихонович, сам
прекрасный
каменщик, за две недели сложил стены, а до дождей уже и крышу сделали
(разжиться шифером помог директор Корчинского РТО). Колхоз
«Наука»
Тюменцевского района продал им вторую лошадку. Без тягловой силы
пришлось бы
туго. Вообще, уже на первом этапе восстановления села переселенцы
ощутили, что
многие люди, доселе их не знавшие, относятся к их затее с пониманием, а
главное
– не чурались оказывать помощь.
Из рассказа
Иоакима Лапкина.
- Работали мы
весь световой день, кроме
воскресений и религиозных праздников. В палатке и богослужение
совершали.
Сейчас к нам на жительство подали заявления пятнадцать семей. В
основном это
родственники, близкие по духу и вере люди. Весной этого года думаем
заложить
десять домов. Подчеркну: мы стали ощущать благожелательное отношение к
нам
районной администрации, администрации села Корчино. Пообещали выделить
лес,
ДРСУ продало нам 70 кубометров щебёнки.
Кроме дома,
бани, скотного двора, успели и
колодец выкопать и пруд. Сейчас вот завезли 28 бетонных плит. Планируют
на
основе бывшего клуба (остались стены) построить школу и храм. В
ближайшее время
сюда должны подвести электроэнергию. Проблему питания до сегодняшнего
дня
решали по-разному – что-то привозили, что-то покупали, неплохой
урожай собрали
в огороде. В этом году переселенцы намерены привести в порядок
кладбище, пруды.
Ну а что касается рабочих рук – с наступлением тепла приедут
единомышленники.
Кстати, ребятишки из православного лагеря Игнатия Лапкина, так сказать,
соревнуются за право поработать на восстановлении посёлка. Вдумайтесь в
это! У
нас чаще всего соревновались за то, чтобы хорошо отдохнуть. Чувствую, у
многих
читателей уже вертится вопрос: откуда средства на восстановление
посёлка? В это
дело Лапкины вложили все свои сбережения... был у нас разговор вначале
всего
этого. Мы понимали, что дело задумали труднейшее, проблем встретим
массу. Но
сейчас мы постепенно находим понимание и, благодарение Боry, –
сердца у людей
открываются навстречу. И потом, у нас есть руки и желание...Внутри дома
большая
русская печь с полатями, алтарь с иконами, книги религиозного
содержания. И
красочный букварь, изданный в США на русском языке. Ведь кроме Иоакима
Тихоновича, его брата Павла, мамы братьев Марии Егоровны, здесь живет
шестилетний племянник Ося. Так что букварь очень кстати.
К переселенцам
время от времени
наведываются гости, единомышленники. Посмотреть, поговорить, но первым
делом –
помочь. Кстати пришёлся в этот день и обед в первом доме возрождаемой
Потеряевки,
предложенный нам гостеприимными хозяевами (в Корчинской столовой к нам
были не
столь радушны).
Мы уезжали, и
с трудом осознавалось, что
вот этот дом, куры, четыре гуся и три утки, пара лошадей, мирно жующих,
корова,
пригревшаяся на солнце, – всё это и есть начало новой Потеряевки,
начало тому,
что все мы поймем наконец: нельзя человеку без родины...
В. Ретунский. («Свет октября» 25
февраля 1992 г. № 24 (7321) Мамонтовский
район).
|
Форум
Игнатия
Лапкина 
