Вопрос
3607:
24 т.
Какие
Ваши личные наработки в отношении евреев,
имею в виду тех, с кем
приходилось работать ?
Ответ:
В
детстве никогда с ними не встречался. Но от отца своего Тихона слышал
это
слово «еврей» не раз. Всегда это было только в
смысле «скряга», «жадина»,
«зимой снега не выпросишь», «сходит на
двор, встанет, да ещё оглянется, нельзя
ли что из этого выгадать, зря не бросать». Откуда у отца были
такие познания об
евреях, я не знаю. Но когда он о ком-то хотел сказать в этом смысле, то
он
всегда оглядывался зачем-то и морщил сильно нос, произносил:
«еврей», и даже
мог сплюнуть – знак негодности того, о ком говорил. Не об
евреях конкретных,
конечно, а о живущих рядом, кто обидел его в денежном эквиваленте.
Естественно,
что для меня отец был высший авторитет и я в себе сохранял это. Знал ли
отец
лично кого из евреев? Вряд ли знал лично и близко. Когда ему было
трудно, они
бежали с моим старшим братом из деревни, а я тогда ещё не родился, и у
них не
было с мамой документов. Они, как бы не в Семипалатинске остановились и
мама
была, вроде бы прислугой у евреев. Об этих воспоминаниях родителей я
делал не
раз запись магнитофонную и она, может быть, ещё целая. Всегда
отзывались о них
очень хорошо. Мои родители по тем временам фактически были бомжами,
бежавшими
от раскулачивания, а им помогли паспорта выправить и маму оставляли у
себя,
когда она хотела уже уехать. И мама говорила всегда об этих евреях
очень
возвышенно. Муж еврейки был начальник, чуть ли не в милиции. В нашей
деревне
жил Пятышев Вавила (Вавишка), и отец говорил, что он женился на еврейке
и стал
директором завода, потому что жена у него еврейка. Это всегда
произносилось так
многозначительно, что вроде бы по-другому и быть не должно, потому что
жена –
еврейка. Это всё по слуху. А когда работал на корабле, там вплотную
встретился
с евреем. Мы с ним сошлись сразу же, он был недотёпа, безобидный, и мне
казалось, что он на меня чем-то похож. Мы задушевно беседовали. Я так и
не
задал ему ни одного вопроса про евреев и про него. После были встречи
не столь
продолжительными, и только с евреями-начальниками. Не знаю почему, они
ко мне
относились нисколько не хуже, чем я к ним, и у меня остались только
добрые,
тёплые воспоминания о них, а некоторые и доселе в том же статусе.
Встречался
ближе уже в Одесском монастыре, где целая группа евреев пришла в
православие, и
были они опять же не такие, как все. Отец Андрей опекал их, духовник, и
был
шокирован их ревностью: «Живьём на небо лезут!»
– сказал как-то он мне чуть ли
не осудительно. Похоже, что главным у них был рыжебородый Пётр.
Огненная
большая густая борода во всю грудь, в руках у него и у всей его дружины
чётки и
они во время литургии, как заворожённые, только кланялись и перебирали
чётки.
Покруче любого монаха. И причащаться хотели непременно ежедневно. Я так
и
ахнул. Потом пошли встречи с полукровками, в которых дух всё же был на
сто
процентов еврейский. Это было в Москве – писатели, в Киеве и
в других городах.
И ни одного плохого из них мне не встретилось и со всеми мы были в
очень
близких отношениях. В 20 томе «...открытым оком» я
опубликовал беседу с о.
Александром Менем, когда мы были в «Новой деревне».
Александр Нежный приезжал и
был у нас здесь на ул.Ползунова, 6, и подарил мне от организации
благотворительной «Древо жизни» компьютер, на
котором я и начал собирать свои
архивы в книги. Один еврей – Борщуков Наум Израилевич
обратился в моём доме в
православие и стал моим крестником и священником, порученцем даже в
другой
республике у грузинского патриарха Илии II. О. Наум был в лагере нашем
с тремя
своими детьми-мальчиками. И мы были у него в гостях в Тбилиси.
Самая
неудачная и, можно сказать, единственно
неудачная была вот здесь, когда одна еврейка, которой три года ничем мы
не
досадили и которая была всем довольна, по зависти врага рода
человеческого
разобиделась смертно на какую-то брошюрку, которую я дал ей почитать,
где не
хвалили евреев. Смертно разобиделась. Это явный признак абсолютно
мёртвого духа
в ней и, может быть, потери веры в Христа - Бога истинного. Деян.20:21
– «возвещая
Иудеям и Еллинам покаяние пред Богом и веру в Господа нашего Иисуса
Христа».
Рим.1:16 – «Ибо
я не стыжусь благовествования Христова, потому что
[оно]
есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во-первых, Иудею,
[потом] и
Еллину».
Рим.2:9-10 – «Скорбь
и теснота всякой душе человека,
делающего злое, во-первых, Иудея, [потом] и Еллина! Напротив, слава и
честь и
мир всякому, делающему доброе, во-первых, Иудею, [потом] и Еллину!»
Кол.3:11 – «нет
ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара,
Скифа, раба,
свободного,
но все и во всём Христос».
Три
Мужика зашли в деревню
ночевать.
Здесь,
в Питере, они извозом промышляли;
Поработали,
погуляли
И
путь теперь домой на родину держали.
А
так как Мужичок не любит тощий спать,
То
ужинать себе спросили гости наши.
В
деревне что за разносол:
Поставили
пустых им чашку щей на стол,
Да
хлеба подали, да, что осталось, каши.
Не
то бы в Питере, – да не о том уж речь;
Всё
лучше, чем голодным лечь.
Вот
Мужички перекрестились
И
к чаше приютились.
Как
тут один, посметливей из них,
Увидя,
что всего немного для троих,
Смекнул,
как делом тем поправить
(Где
силой взять нельзя, там надо полукавить).
«Ребята,
– говорит, – вы знаете Фому,
Ведь
в нынешний набор
забреют лоб ему». –
«Какой
набор?» – «Да так. Есть слух –
война с
Китаем.
Наш
Батюшка велел взять дань с Китайцев чаем».
Тут
двое принялись судить и рассуждать
(Они
же грамоте, к несчастью, знали:
Газеты
и, подчас, реляции читали),
Как
быть войне, кому повелевать.
Пустилися
мои ребята в разговоры,
Пошли
догадки, толки,
споры;
А
наш того, лукавец, и хотел: Пока они судили, да рядили,
Да
войска разводили, Он ни гугу - и щи, и кашу, все приел.
...Иному,
до чего нет дела, О том толкует он
охотнее всего,
Что
будет с Индией, когда и от чего, Так ясно
для него;
А
поглядишь – у самого
Деревня
между глаз сгорела.
Крылов