Вопрос 3567: 

Сам процесс обращения человека от заблуждения к истине чем-то напоминает начало проращения зерна из под глыб. Часто ли благовестникам приходится видеть, как их труд увенчивается успехом? И как бы попасть на такие «роды»?

Ответ: 

23 т. У меня обнаружена часть сохранившихся великим чудом архивов. Даю часть бесед в Одессе 19-20 апреля 1979 г. на квартире Анны Вознюк. (Даю как бы продолжение со стр.147 в этой книге). Даниил Умнов (брат Тамары): Закон иерархии есть даже в животном мире. Вот и у птиц закон иерархии есть. И.Т:: Я вот хотел это место как раз показать. Апостол Павел в послании к Галатам для рассмотрения первоначально писал: Гал.6:12-14 – «Желающие хвалиться по плоти принуждают вас обрезываться только для того, чтобы не быть гонимыми за крест Христов, ибо и сами обрезывающиеся не соблюдают закона, но хотят, чтобы вы обрезывались, дабы похвалиться в вашей плоти. А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира». Почему Апостол Павел говорит про это? Потому что, когда он проповедовал им, он говорил так: вот вы приступили ко Христу, и закон потерял теперь всякую силу для вас, всё спасение во Христе. Благодать, милость, любовь – всё получаем через Крест Христов. Всё, что у нас сейчас было доброго, в очах Божиих тускнеет. Один из проповедников сказал так: «Вся наша праведность, как повязка нечистой женщины. Всё до основания не годно». И, когда человек понимает, что выхода никакого нет, тогда с надеждой взираем на Крест Христов. Но стоило Апостолу Павлу уйти, он попадает в узы. Как тут же приходят другие толкователи и начинают рассказывать: «Надо обрезываться, одного уверования во Христа, как в Мессию – недостаточно, обрезание ещё нужно произвести. И не мешало бы и в пище теперь соблюдать различия, нам не всё разрешено. Собственно, мы и растительную пищу различаем на чистую и нечистую, белену же не едим. Но это не означает, что мы считаем конину или свинину нечистой, хотя, и мяса вообще не едим, потому что не всегда бывает и полезно эта пища, но не считаем употребление мяса греховным. Считать пищу за грех, это, говорит, бесовское учение. Одно дело – девица решила остаться одна, служить для Господа, быть верной, как Павел увещевает, как имеющий эту милость. Другое дело считать, что если женишься, то не спасёшься. А это уже бесовское учение. Одно дело – ты это делаешь ради воздержания, делаешь во славу Христа, чтобы все силы отдать, положить на престол Божий, чтобы идти одному по тюрьмам. А детей в мире и без наших хватает. Иди, помогай тем, у которых их много. Узники сидят. Речь идёт не о детях, а о том, что плоть свою смирить не можем. Так вот, когда Апостол Павел попал в тюрьму, то в это время к галатам пришли другие проповдники и говорят: Павел-то учил, что обрезываться надо, а вы его не поняли. Они именем Павла пытались прикрыть своё заблуждение. Вот по этому-то он говорит. Гал.1:6-10 - «Удивляюсь, что вы от призвавшего вас благодатью Христовою так скоро переходите к иному благовествованию, которое [впрочем] не иное, а только есть люди, смущающие вас и желающие превратить благовествование Христово. Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым».

 А кому был бы рабом? Людям. У нас сильный авторитет – патриарх. Выше, кажется, и некуда податься славолюбцу. Но, однако, когда до дела доходит, если он не так говорит, то как я могу с ним соглашаться? Патриарх – он тоже смертный человек. Завтра черви будут покровом его вместо ризы. Разве я смогу Богу показывать: «Господи, а он что?» Иисус говорит и мне: «Что тебе до патриарха советского, ты иди за Мной». Вот и сегодня так же злободневен этот вопрос. Спрашиваете, как мы… В других местах мы поднимали вопрос о рукоположении. Ответ от баптистов и других сектантов всегда только один: «Не думали», «Да, мы считаем, что нас Бог избрал», «Вот у нас люди страдают», «У нас всё хорошо». Но подобные разговоры только здесь на земле, потому что ложным путём идущий никогда не попадёт в рай. В мыслях, конечно, можно считать себя спасёнными. Но, когда войдёт господин, рассмотрит пирующих и просит: «Друг, а как ты вошёл сюда не в брачной одежде?». Брачная одежда даётся в святом крещении, в подлинном, как должно, и от рукоположённых пастырей. Если этого нет, то человек из мира восхитил права священнодействия подобно, как Дафан, Авирон и Корей. Этот пример многим не нравится. Вот я сейчас был в Шевченко, привёл им этот пример и сходство сектантов с Дафаном и его проклятой участью. Им не понравился этот пример. «Ну, вы знаете, он не полностью к нам подходит». А Павел говорит: 1Кор.10:6, 11 – «А это были образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как они были похотливы. Всё это происходило с ними, [как] образы; а описано в наставление нам, достигшим последних веков». Не нравится тебе это сравнение? Но Богу-то не прикажешь, что не нравится, – это примеры для нас, для будущих нечестивцев, чтобы туда не попали. Я говорю: богач теперь сидит в аду? Он говорит: идите, скажите другим атеистам, их здесь много расплодилось, чтобы не пришли в это место мучения. Дафан, Авирон и Корей хотели быть священниками, не будучи помазаны, и Бог указал им их подлинное место - они в ад сошли живыми. Они сегодня телеграмму за телеграммой из преисподней шлют: «Скажите всем, чтобы не попали сюда, чтобы не поступали так, как мы делали. Бог оставляет рукоположение, и его нужно сохранять. Даже Арий, еретик, не делал иначе. До шестнадцатого столетия нерукоположенных даже у еретиков не было. Чего тут доказывать-то?

 Ясное дело, что приближение кончины мира развязало руки. Вот это место мне хотелось как раз подтвердить словами Апостола Павла. Он говорит так: Гал.6:7-8 – «Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнёт: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную». А какие дела плоти? Гал.5:19-20 – «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны), ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют». Заметьте, что ереси включены именно между прелюбодеяниями и убийством. Дан.: Нет, я знал, что это такое, я прекрасно знал, что такое ересь. Тамара: Что Вы в ереси? (Смеются). Дан.: А где я буду искать выход? Я такой маленький человек. Это же надо, чтобы съезд был. А что мы сделаем сейчас? Ты понимаешь? Это не так просто. Заблудиться просто, куда-нибудь уклониться. А вот выйти на дорогу так, как нужно, это не так просто. И, кроме того, говорить руководящим, а кто я такой? Я простой, рядовой христианин. И.Т: Просто человеку уйти в погибель, а вот вырваться оттуда не так просто. Но опять же, в каждом деле нужно мужество. Без этого бесполезно ввести в жизнь свою истину. Лучше было бы, говорится, такому человеку и не родиться. Мы привыкли так: друг за друга прятаться. Здесь генеральный, а здесь главный. Тут патриарх, а там папа римский давит. И везде надо выйти из-под этого гнёта, везде разобраться, Где главное, а где второстепенное. Ни один не учит неправде? Этот вопрос сейчас подняли. У нас интересное положение было с московской молодёжью. «Мы, – говорят они, – два дня только перед этим разбирали, и видим, что в тупик зашло уже всё, в самом деле у нас всё самозванное, и вдруг Вы приезжаете. Молитву только назначили, и вдруг Вы приезжаете. Мы не знаем, с какой стороны подойти к этому вопросу, но чувствуем, что у нас явно не то». Они вышли оттуда, и теперь им нужно своих пресвитеров ставить для молодёжи, и не знают, откуда их взять. Мы стали разбирать – другого пути нет. Вот, православие, кактолицизм, григориано-армянская, коптская, сирская церкви – они сохранили апостольскую благодать рукоположения, поезжайте в любое место. Других путей не было и не будет. Мы не знаем, как сейчас там у них будет. Один раз только им сказали – и один только человек не принял истины. Но он у них всегда так был настроен. Видимо, в нём дух одержимости. Его тут же они предупредили, что: «Ещё одно замечание, и мы тебя выведем отсюда». У таких людей назначение такое и в том их смысл. Может, уже подписана душа дьяволу и теперь ему разницы никакой нет.

 Гал.6:12 – «Желающие хвалиться по плоти принуждают вас обрезываться только для того, чтобы не быть гонимыми за крест Христов, ибо и сами обрезывающиеся не соблюдают закона, но хотят, чтобы вы обрезывались, дабы похвалиться в вашей плоти». Спрашивается: Так чего же эти люди добивались? То, что обрезание необходимо им было включить. От благодати чтобы человека оттянуть. Всюду и везде вопрос стоял – от благодати оторвать. А дьявол в этом деле академик. Одному обрезание дать, от другого отнять рукоположение, у третьего, испытательные сроки такие нужны, чтобы он умер без крещения. Враг уже миллионы душ погубил, неверием отравляя, и землю ядом напоил, вражды и распри насаждая. Ему нечего возразить, не зная Священного Писания, никак не сможем. Павел говорит: Гал.5:11 – «За что же гонят меня, братия, если я и теперь проповедую обрезание? Тогда соблазн креста прекратился бы». Спрашивается – проповедовал ли Павел обрезание? Нет. А как же он говорит: если я и теперь проповедую обрезание? Вы понимаете, какой смысл здесь? Когда Павла посадили в тюрьму, то в это время приходят вслед за ним иные делатели, принимающие вид Апостолов Христовых (2Кор.11:3-5). Они стали утверждать: «Да вы не поняли Павла. Он говорил, что обязательно надо обрезываться. Как же он мог бы говорить, что не следует обрезываться? Сам же он обрезанный? Обрезанный. А Тимофей, который с ним, он его обрезал? Да. Так как же он мог бы вам говорить, что не следует обрезываться?» «В самом деле». Эти пришлые только умалчивали о том, что Павел это сделал, чтобы к евреям Тимофея ввести, чтобы авторитет ему придать. Иначе бы с необрезанным Тимофеем полуевреем, евреи и разговаривать не стали. А Галаты-то были язычники. Галатам он говорил: если вы обрежетесь, то вы отпали от благодати. Но вот Павла-то нет. И, как говорится в пословице: мели, Емеля, твоя неделя. Когда некому возражать, всё можно говорить. Вот мы, когда беседуем, то возражающих ни одного нет. Тут только антихрист может возражать. Всё-таки страх-то какой-то у людей есть. Тем более, вы уже понимаете, видите, уже не совсем сектантским согласны. У другого уже сомнение в правоте их. Ну, а как только я вышел, такой «мудрец» сразу же и говорит: о, мы ему такие вопросы задали, что он не ответил. То есть мне. А ни вопросов, ни ответов от баптистов во время беседы и нет. Вот, пожалуйста, свидетелей возьму, десять свидетелей, из их среды воздвигну, при них разговор и шёл. Ни один нигде не может ответить ничего. Так что же ты ответишь, когда благодать Христова должна быть через рукоположение. А вы: мы в пресвитера поставили общим собранием. Старухи проголосовали, а благодать-то где? Да разве благодать в том, что Марья да Дарья проголосуют? Тит.1:5 – «Для того я оставил тебя в Крите, чтобы ты довершил недоконченное и поставил по всем городам пресвитеров, как я тебе приказывал». Тита надо послать было.

 Деян.14:23 – «Рукоположив же им пресвитеров к каждой церкви, они помолились с постом и предали их Господу, в Которого уверовали». Рукоположили чьи и какие руки? Ну, конечно, не диакона Филиппа. Филипп даже дать Духа не мог на крещёных им низвести, и для этого надо было Апостолам придти, рукоположить. Вот она прямая связь. Откуда она идёт? а прямо по Писанию показано. Павел говорит, что если я и теперь проповедую обрезание, то за что же они меня гонят, если я такой же как и они? Здесь гиперболическое выражение мысли, и Павел доводит её до абсурда. «Если бы я проповедовал обрезание», – ведь они так, братья, говорят? Павел к галатам не может придти, и потому в послании так пишет. То спрашивается, за что же тогда они меня так гонят, если я с ними во всём согласен? Друзей не гонят. Из-за того, что они меня гонят, вам легко догадаться, что я не таков, как они говорят обо мне. Они говорят: обрезание. Вам легко догадаться, что я говорю про обрезание вовсе не так, как они, я не утверждаю, что для язычников оно необходимо. И вот за это несогласие моё с ними они меня и гонят. Братья, вы думаете, что я проповедую обрезание? Тогда соблазн Креста прекратился бы. Они бы тогда поверили, что Крест Христа с Голгофской жертвой вполне достаточен, чтобы спастись нам, а не приплетали бы к язычникам весь закон Моисеев, не приплюсовывали бы его, где он вовсе не нужен».

И доведя мысль до разумения их такого несовершенства, он приходит к познанию тайны Божией для язычников, что спастись можно только верою в спасение в крови Христовой. Для них приводит. Так и сегодня. Мы спросим: Церковь Христа началась когда? И тут все понимают, что с Сионской горницы. Лютеране когда возникли? Раньше Лютера лютеран не могло быть. Баптисты когда возникли? Ну, никак раньше Джона Смита они не могли возникнуть, потому что это первый баптист, который крестил сам себя и рукоположил сам себя. И тогда спрашивается: а что, до семнадцатого столетия разве не было Церкви Христовой на Земле? Была. И куда же он делась? Разве Джон Смит обошёл всю Церковь во всём мире и нашёл, что все епископы не хороши? Этого же не было. Да он не мог не знать, он знал, что там, рядом у него в общине что-то творится не так. Как он дерзнул на это право? Когда даже покадить не священнику в храме и то нельзя, чтобы не быть убитым. Вот вы разговаривали, с кем-то из своих баптистских братьев, обсуждали этот вопрос? Дан.: Ну, я спрашивал, как они смотрят на православный епископат. Но они уклонились от вопросов. И.Т: Вы только не обижайтесь, но эти ваши братья не хуже других. Самые лучшие. Мы назвали верхушку до ваших генеральных секретарей. Ни один ничего не может ответить. Да и нечего отвечать вопреки слова Божия. Иначе видно будет, что ты явный антихрист. Дан.: Да, понимаете, вот такое положение вещей. Они говорят: грех перечеркнул всё. Почему у вас в Православной Церкви вот такое положение вещей? Если вы сохранили это, то сохранить должны были бы и другое – и чистоту и святость. И.Т: Ох ты как! Дан.: Оно-то должно было бы так и быть, ведь это связано всё. И.Т: Да, но чистота-то зависит от нас, а благодать-то от Бога. мы не должны эту вещь путать. Благодать от Бога сходит на человека иногда и независимо от человека. Допустим, Господь сказал: «Христос родится от колена Иудина». Спрашивается – как, если в родословной Христа идет один нечестивей другого. Но благодать и сила обетования сохраняется. И, наконец, рождается Спаситель. Дан.: Вот это да, действительно, что благодать, это да. И.Т: А вы вспомните теперь такое. Аврааму было обещано: размножу тебя, как песок морской. Да и ещё раньше возьмём. Сим, Хам и отец их подвыпивший. Ими благословятся все народы, и Иафет распространится по всей земле, - Ной благословляет их. Хам будет раб рабов. Ну, Хам-то раб рабов, мы видим, чёрные люди, сколько ни бьются за свою независимость, ничего не получается пока, да и не добьются они кроме кровопролитных сражений. А Иафет поселится в шатрах Сима. Сим – еврей, симит. А антисемит – против евреев. Но в шатрах Сима как и когда они поселились? Да от евреев произошёл Христос и мы в эту веру входим теперь, в эти шатры. Помните, пророчество, когда Ной благословляет детей своих? Вот оно откуда идёт. А затем какие люди рождаются? У Иакова рождаются двенадцать детей. Иуда чем занимается? Идёт на работу. Ну, я думаю, что евреи, они всегда молились, вот он благословился, идёт на работу. Вдруг у ворот сидит закрытая какая-то каланча. Женщина, даже лица-то ведь её не видится. Ни один разумный к женщине такой не пошёл бы. Обложку её надо было видеть, какая она. Он не удостоился даже лица её открыть, сразу разворачивает в другую сторону, и к ней вошёл. «Дай мне залог». Трость, перстень – всё отдал. За что отдал? Что ты в ней видел, ты даже не знаешь, кто она такая. Может, она заразная какая-нибудь, к кому ты пошёл? Тамару узрел, от запаха её голова закружилась и не доверился Богу. Но доверился кому? Тамара: Богу доверился.

 И.Т: На блуд пошёл, вот какой части тела незнакомки доверился (Даниил смеётся). Тамара: Нет, я имею ввиду не это. И.Т: Я говорю об Иуде. Впал в блуд со своей снохою. Ну, куда уж тут доверился. Богу, правильно, но какому богу? С маленькой буквы богу доверился, и что же? От блуда рождается дитя – Фарес. И от него идёт родословная Христа. Вы не забывайте, что значит обетование. Ну, разве от блуда может происходить Спаситель мира? Да, от блудного семени продолжается дальше идти. Языческое семя – Руфь. Она язычница была. Какое отношение к евреям? А Руфь-то была прабабкой Давида. Дальше, когда перечисляются герои в родословной, то идут такие цари – уму непостижимо. Не смотря на это, благодать сохраняется. Вот братьям-баптистам скажите: смотрите. Наши дела обетования Божии не могут ниспровергнуть. Сейчас я ни одного не знаю архиерея православного, чтобы такими делами занимался. Они бессемейные. Может, между собой, когда не поладят. Опять же, не дано мне право судить. Даже первосвященника-кровопийцу нельзя было осудить. Павел говорит: «Виноват, я не знал». Сразу на попятную пошёл. Дан.: «Братья, я не знал, что он священник». И.Т: А разве баптисты не знают, что православные священники и архиереи имеют благодать от Апостольских времён?

 Кроме клеветы в этом вопросе мы от них пока ничего не видим. Если бы вы желали знать по истине, вы бы, прочитав эти места Писания, мгновенно сделали бы вывод для себя, что скверная жизнь человека не меняет отношения Бога к окончательному решению обетования. Уж после таких дел, какие наворочал Давид, настоящих уголовных дел, да кто бы сказал, что на нём после этого, ещё до его раскаяния в этих смертных грехах, может пребывать Дух Святой. Но Дух всё ещё был на нём и потому Давид не просит в молитве после обличения Нафаном, чтобы Бог Иегова вернул ему Духа Святого, но умоляет Владыку неба и земли не отнять Духа Святого от него. Ибо Дух Святой всё ещё на нём. Пс.50:13 – «Не отвергни меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними от меня». Представьте, убить человека. И из-за чего? Ну, другое бы дело, что не было женщин рядом. Но своих десять жён, ты и со своими управься ещё. Но та красивая очень, в лучах солнца купается. «Царь, война идёт». Он прогуливается на крыше, потягивается, а воины гибнут. И вдруг, уж очень что-то приятное. И даже не разговаривает, а по- военному чётко: «Взять и привести!» Как будто овечку какую на заклание. И что же? И от него, однако, происходит Христос, и Его называют сыном Давидовым. Но нам ли спорить с Богом? Черепок из черепков. И сегодняшнее возражение всех сектантов, всех, отделившихся от Церкви, оно не основано ни на чём, кроме как на гордости. Дух превозношения не даёт им опамятоваться. «Мы хороши, остальные плохи». Хороши, но от благодати рукоположения отпали. Остаётесь с хлебом, остаётесь с вином. Но ядущий хлеб сей умрёт. «А я буду думать, что и у нас Тело и Кровь Господни. Я буду благоговейно приступать. «Взойдём на Голгофу, мой брат» – пропоём». От думы от моей ничего не меняется. Я буду воображать. Вот сейчас я сижу и буду воображать, что вот в этом иностранном тюбике очень и очень ценное. А сегодня разобрались что здесь написано, от чего это лекарство, и стоило только перевести на наш язык, и оно мне не нужно. От нас требуется смирение, доверие Божией благодати. Первосвященник Каиафа сказал, будучи на тот год первосвященником о будущем на тысячелетия вперёд, и притом по самому сакральному вопросу, о спасении через Жертву Христову. А сам в неё и не верил и ему это пророчество нисколько не принесло пользы. Иоан.11:51 – «Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрёт за народ». Так говорится? Дан.: Да, так. И.Т: Так! Итак, я ли Богу буду приказывать: «Господи, это не чистый сосуд, ты не давай ему благодати». Саулу ли быть во пророках. Даже в поговорку вошло. Так и сегодня могут говорить: «Так неужели православные архиереи могли сохранить благодать?». В поговорку пусть войдёт это. Но они сохранили. Католики прошли через инквизицию. Но эта инквизиция – это человеческое. Они, инквизиторы, сделав негодное – погибнут. А через вас Господь провёл, как через трубу, всё, что хотел. Благодать слова. На это баптисты отвечают: «Но ведь у нас люди обращаются, они каются». Не через вас каются, а через Слово Божие. Слово Божие живо. Есть нанятые артисты слова. Вы знаете, что в Москве есть артисты прекрасные, мастера художественного слова. Мы сейчас покажем им: вот готовая проповедь написанная. Есть готовые проповеди и прекрасные. И дать такому прочитать, чтобы он успел к её прочтению подготовиться. Он её так прочитает, как ни один проповедник в Советском Союзе не прочитает. Он со слезами её прочитает. Они же артисты плачут, знаете как. Притворней всех потаскух, как пишет Расул Гамзатов. Умеешь так делать? И однако, если намотать это на магнитофон и пропустить по всему Союзу, то сколько людей бы обратилось через это. Обратились не через них, но через Слово живое и действенное, которое острее меча обоюдоострого. Сейчас есть кибернетическая машина, в неё заложен голос. В неё закладывают бумагу, и она воспроизводит на голос всё. Сейчас есть такие пишущие машинки, что человек говорит, и звук перерабатывается в писанину сам.

 Но опять же такое дело. Вот в Москве в Колонном зале сейчас заседание идёт, говорят на русском языке и машины переводят речь на иные языки. На какую кнопку нажмёшь, на том языке и услышишь речь выступающего. Сама речь переводится. Разве это не чудо? Так и здесь действует благодать. Через слово Своё Господь пробуждает. Наша заслуга здесь какая может быть? Доверие к Слову, и как бы нам его не исказить. Господи, только бы не исказить Слово Твоё святое. Добавить нечего к Слову Божию, ибо Слово Божие семь раз очищено, переплавлено. Попробуйте мёд разбавить чем-нибудь, рассолом каким-нибудь, и что тогда будет. Ну, а попробуйте золото, семь раз переплавленное, что ты в него добавишь, чтобы ценнее сделать его? Так и слово Господне. Нет в Православной Церкви проповеди, значит, нет и обращения. Но к благодати это никакого отношения не имеет, имею ввиду, к рукоположению. Благодать Слова не действует. Сегодня пошли мы в тот храм, где священник один проповедует. Проповедует – и то же самое получается. А мы должны заметить себе такое, что, когда проповедуют священники, благодать в десятки раз увеличивается, чем у самых хороших проповедников у сектантов в других местах. Пробуждённый проповедник, наделённый благодатью Божией – результаты, просто в ум не вкладывается, откуда это всё берётся. И покаяние, и увеличение. Златоуст говорит и в десять раз община увеличивается. Этот вопрос рукоположения понятый стал многим сейчас. Мы ведь не хотели ехать в такую даль, и кто бы подумал, что я буду в Одессе. Что, мне дома не сиделось? Я вот тут немножко черкнул, написал домашним письмо. Я прочту, если вас не затруднит.

 Дан.: Пожалуйста, пожалуйста. И.Т: (Читает письмо) «Самая большая беда в православии – не возрождённые прихожане и священники, мёртвые, нелюбящие дело Господне. Толпою устремляются они на архиерейское служение. Всё обряд. Бездушная театральность которого его жизнь. Руководство забыло вообще, для чего есть Церковь. Спасать или имитировать в театральности кое-что о спасении. Приходя в Церковь, на торжище великой толпы хочется крикнуть, предупредить: прекратите! Побудь со мною, Господи, один час. Душа моя скорбит смертельно. Где? В храме. Вот пришли, умышляющие мне сделать зло. Толпа оглашается криками клироса и треском нечистых свечей. Гарь и звон кадила, возвещающего о путях греха. (Далее немного о городе, о том, что здесь делается). Утешение осталось в священных изображениях прошлого, в величии храма, несуетности, устремлённой в массивах колонн и величайших башен колокольни. Толпа не приносит покоя сюда, да и не знает, для чего она здесь. Поражённый величественной архитектурой, жалко жмётся к иконам, ища исцеления сгнивших телес, жадно бросается к проходящим священникам. Не благословение даёт наместник, а брезгливо отмахивается от наседающих тряпок, навешанных на обветшалые кости под дряблой кожей. Нет исцеления душ, очищения мыслей. Но есть в избытке жуткое преступление, грабёж невозвратного времени у тех, кто мог бы сейчас же, здесь, неминуемо радостно воскликнуть: «Осанна!». О, если бы Он расторг небеса и сошёл Исцеляющий в грозных словах проповедника в экстазе немнимой духовности устремившегося отдать всё, чтобы голос Духа проник в омертвелые камни, хранимые в рёбрах забвения. Бальзам тишины благоуханием вливался бы из-под сводов по улицам города благостью Божией любви во Иисусе Христе, которому слава во веки с Отцом и Духом Его пресвятым». Дан.: Это вы написали домой? И.Т: Это домой написал письмо, немного. Дан.: А кто же там будет читать? Вы же такие великие мысли изложили. И.Т: Да это и написал-то между делом тут. Посидел маленько, пока людей нет, и думаю, дай продлю мысль. Христос воскрес. Сколько ни пой, как будто лишь начал говорить о том, что благость и милость любви бесконечной упорно мешающая гибнуть народу. Пришёл с вокзала. До чего же мы все погрязли в своих истребительных, чувственных мыслях, родивших пороки, гангреной охватившей весь организм. И лица и позы у людей ужасны. Когда прихожу на вокзал, то молюсь: «Ей, гряди, Господи Иисусе!». Если будет дальше так, то для чего же это? И так как Бог не вмешивается в эту кровавую вакханалию извращённой жизни, то и безумствует всякий плавильщик, строящий собственных идолов плоти и духа. Не удивительно, что много в толпе, кто подумал: «А где тогда Бог?». Ибо с тех пор, когда стали умирать отцы наши, всё остаётся так же. Сытая, полная гнусности, пропитанная ядом неверия, до отчаяния злобная, ко всему, кроме похотей и еды, безразличная масса из плоти и крови. В дыму и в окурках с сатанинским омерзением, ворочаясь в чаше вокзалов, пульсируя во все двери, разбрызгивает тысячи прокажённых пятен цивилизации. Нет очищающего голоса, вопиющего в пустыне. Его растоптали, бросили в психотюрьмы Союза. Там они вместе с протопопом Аввакумом бьются о стены, теряя часы и минуты за цементными стенами, роняя годы испытаний. Кого лишилась Россия? Здесь грех Кампучии, здесь в гроб превратились все лучшие люди, - довольные, на персональных пенсиях герои-палачи. Они сидят на мраморных ступенях постамента за собственных детей наказы отдают, где памятник им ставить. Горожане должны быть им безмерно благодарны.

 Они сумели выверить священство, повесить флаг пиратский возле церкви, звезды пятиконечные выставить, на ней шестиконечную сокрыв. Хвалите их... Свердловы облагодетельствовали Русь, отдав халдеям, насильникам престол помазанника Божия, и им памятники всюду, и по скверам они мозолят глаз нам. Даже смерть не мешает скрыть еврейских притязаний, проникнуть в нас плакатным омерзеньем. Какая ложь повсюду воскурилась перед образом погибших от мечей. «О, бедная, несчастная Россия, в росе слезы загубленных желании прислушайся, какиие исполины духа, какими громкими и жгучими словами пытаются смягчить советских палачей. Они и камни в веру обращают. О, если бы всем амвоны благочинности отдать, тем, которые в тюрьмах сидят. На них мы бы видели митры величия, а не удел психических атак из года в год. Злостраждут по темницам, считают дни до следующих ссылок. Кто здесь в свободно гибнущих приходах? Пророков нет. Пророков нет, мельчая, не может породить ничтожная среда. Здесь только хищников недремлющая стая, да пошлость гнусная, да дикая вражда. А кто и держит стяг высоких убеждений, тот так устал от дум, гонения и мук, что не узнаешь ты, кто говорит в нём – гений или изломанный мучительный недуг». Надсон. Были здесь в монастыре, хотели встретиться с митрополитом Сергием. Не удостоились. Служба очень понравилась. Хор. Но, когда попросили выслушать нас, то жестом регулировщика в рясе нас выпроводили. Но по истине приняли, напоили, накормили. Другие порядки уже и здесь. Были в келье у одного монаха или архимандрита, уже не помню. Милый дедушка, он уже и сам не знает, зачем он здесь, и чего мы тут околачиваемся. Молитесь, всё погибает, ничего, видно, не поделать. Мир тебе, старец Пимен, одноимённый патриарху всея Руси. Припомнил встречу с патриархом — мимолётную и скорбную. Напомнил он мне сердитого хозяина огорода. И вид полноты, и трость в руке, и хламида зелёная и, главное, сердитость, всех подозревающие глаза. Идёт он по огороду, нет уже детей у него, а есть прокудные внучата. Правда их нет, они на пруд утекли. А он идёт по капусте между огуречных грядок и посохом поднимает и видит, что дети порвали огурчики, чуть не зародыши. Он законно не доволен, ворчит и идёт дальше. А там и вовсе помято, оторвано. Снова жест посоха и он законно недоволен. Суетятся вокруг рослые ленивые парни – искатели счастья – и не нужен им этот дедушка. Веры нет и нет огня. Проповедь об иконах, о животворящих и умертвляющих. Вот такие и нужны нам гоголи, которые бы нас не трогали. Увы, нам и грешнейшим и святейшим в непогрешимости греховной. Для чего они тут, эти служители, они и сами не знают. Настанет грозный день, и скажут нам вожди, исполнены тоски, смятенья и печали: Кто знает верный путь, тот выйди и веди, а мы… Мы этот путь давно уж потеряли. Тогда сорвём венки с поникших их голов, растопчем светочи, сиявшие веками; воздвигнем вновь кресты страдальческих крестов и насмеёмся вновь над нашими богами.

 Для слова Божия нет уз. Но вот сумели же заковать Слово Божие в ризы, в камилавки. Духовный горизонт скрыт доходами и приходами, и заграничными поездками по рекомендациям КГБ, открывающим зелёные улицы заболоцким и лесковым. Кресты и зеркальные залы не возмещают потери от безыскусно, но пламенно произнесённых проповедей, которых нигде нет ныне. Христа показать людям не в окладе образа, к которым привыкла старческая Русь, настоянная на инфарктах застоя мысли и.. после бани крещения. Христа да возвеличим, Христа да воспоём, Христу благодаренье за раны принесём. Молитвы узников. Да разбудят нас, литургическим сном почивающих. Милость и истина встретятся в тернии убитых сердец. Дан.: Значит что? Закон иерархии существует в наши дни и закон, можно сказать, Апостольской преемственности? И.Т: Он дал им власть: Иоан.20:21-23 – «Иисус же сказал им вторично: мир вам! как послал Меня Отец, [так] и Я посылаю вас. Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся». «Только через сии священные руки», - говорит Златоуст, Бог даёт смертным отпущение грехов. И другого пути никогда не было и никто иначе вначале и не понимал. Совершать хлебопреломление, чтобы хлеб превратился в Тело Христово. А если сектантский лжепресвитер ломает, то хлеб остаётся простым хлебом. А нам хлеб жизни-то не даёт. Жизнь даёт временную, а вечную надо ещё получить через подлинное Тело Христа.

 Дан.: Конечно, то, что люди благоговейно, всё, но... И.Т: Вы меня извините за этот пример, что я говорю, но, вот, где я живу, один неразумный такой ходит. И вот ребятишки над ним смеются. Но иногда в глупом человеке можно найти свой образ, он наиболее наглядно говорит о нас. У пьяного на языке, что у трезвого на уме. Так и у глупого больше оно видится. Вот дадут ему какой-нибудь фантик и говорят: это пять рублей. Он пойдёт, гладит, он у него чище, чем любой ржавый рубль. Подходит к продавцам: дайте пряников и конфет. Ничего ему не дают. Он никак понять не может, почему не дают. Рядом мужик полупьяный табакур какую-тот мятую грязную бумажку дал продавцу, хуже моей, ему так много всего за неё дали. Так вот православное всё это, католическое, оно хуже, пусть измято, так как две тысячи тел прошло, да и клеветы сколько выдержало – а Бог даёт сохранить ценность первоапостольскую. Тут же чисто, сектанты так всё отшлифовали. Возьми у адвентистов, там уже не то, что у баптистов, они через два года пресвитеров меняют с места на место, за ними не усмотришь. Не то что наш настоятель или патриарх, сорок лет на одном месте, и на него молвы много нарастает. И, однако же... Тамара: Спрашиваю: как у нас рукоположение передаётся? Отвечает: «От Апостолов». А от кого вы получили? Ну, он баптист и потому отвечает: «Я не исследовал, я не знаю». И.Т: От Апостолов, а с Апостолами ловко покумиться, больно великие натуры. Раньше старались в кумовья выбирать богатых, так вот и сейчас – все туда. Но если ты даже не знаешь своих предков, что говорить о чистоте и законности твоих вождей. В Ветхом Завете были подобные катастрофы. Неем.7:64 – «Они искали родословной своей записи, и не нашлось, и потому исключены из священства». Даже настоящие священники, не сумевшие доказать это по документам – извергнуты. А тут уже доказывать нечего – все до единого сектантские руководители, и тем более пресвитера их и так называемые епископы - есть чада Дафана и сумасбродные дельцы от религии, не знающие ни Писания, ни силы Божией. Заблудшие и слепые еретики были всегда, и они порождают всё новые толки и течения. Мы исследовали это дело, заказали рижанам, а рижане из-за границы получили все справки из архивов – ничего нет. Переходили к ним после их отделения, когда баптизм возник, некоторые католические священники и православные. Но вся суть-то в том, что он мог бы совершать Таинства при своей жизни. А сам-то никого не может, так как он низший чин. Но беда-то ещё и в том, что они отрекались от того пресвитерского чина, что имели. И свои эти самозвано рукоположенные сектантские-то рукополагатели откуда они возникли? Ну, как против ясны мест Писания ответишь? Я вот открою тебе слово сейчас. Допустим, вот этот стих, вообще не знают баптисты, как отвечать.

 Евр. 13:10 – «Мы имеем жертвенник, от которого не имеют права питаться служащие скинии». «Скажите, где у вас этот жертвенник, от которого вы питаетесь?» Начали со своими братьями переглядываться: «А какой жертвенник?» Читай, я что тебе, экзамен разве тут приехал устраивать. Ты мне должен устроить. Я-то православный, мы же тёмные к вашей светлости явились. «Братья, а какой жертвенник? А я, кажется, догадываюсь. Да это же крест». Почему? Да я тебе подсказываю. Жертва-то наша – Христос. Жертва-то на жертвенник ложится. Где она ложится? На крест. Правильно. А что мы имеем? «Да. Жертва, значит, жертвенник – крест». Питаемся. Умом-то шевели маленько, догадаешься? Причастие. Тело Христово, которое истинно есть пища и Кровь Его, которая истинно есть питие. Христос с небес сошёл? С небес. Через Деву Марию воплотился? Через пречистое Её святое тело. «Да». Мы имеем этот жертвенник? Мы имеем, а вы не имеете. Вы питаетесь из магазина хлебом. У вас же нет этого. А у нас есть. А вот служащие в скинии евреи, то есть евреи, которые остались, Павел о них говорит, что они не имеют права питаться с нашего жертвенника, так как они не уверовали во Христа. Всё! Спросим вас. Ну, вы самые правильные из всех добрых баптистов. Только что отошли от православных, за вами придут уже другие еретики, как адвентисты, пятидесятники, а вы, баптисты, ближе всего к истине стоите. Только одно это принять, и всё встанет на месте. Где у вас эта жертва? «Да мы вот воображаем». Я не спрашиваю про воображение. Вкушаете, питаетесь Тела Христова? «Мы слово Божие читаем». Да и мы читаем. Читают Слово Божие и христораспинатели и богоборцы евреи. «Не имеют права питаться служащие в скинии». Ты понимаешь, смысл-то в чём? Дан.: Я понимаю. Те, которые в скинии были, они не имеют пава, а верующие имеют право. Жертвенник это есть крест. И.Т: От креста исходит какая жертва? Христос. И, когда священник молится, пресвитер, настоящий пресвитер, не самозваный, то по его молитве особой, когда он молится: «Преврати, Господи», Дух Святой хлеб превращает в Тело. И мы питаемся от этого жертвенника. И мы имеем жизнь вечную. Христос взял хлеб, и многократно до этого брал, раздавал. Чем же такой же хлеб в руках Того же Самого Иисуса Христа отличаться стал на вечере от того, умноженного многократно для насыщения уставших и голодных? Здесь берёт хлеб, а раздаёт уже Тело Своё. Тело. И это Тело человек вкушает, и имеет жизнь вечную. Если бы люди понимали это и по сегодняшний день, то радовались бы во Христе, и в один день мы бы договорились до истины. Если бы со смирением к этому вопросу подойти. Мы всегда начинаем каждую беседу с молитвы. Помолились. Я говорю: «Давайте попросим в молитве духа смирения. Если вы увидите, что Бог повелевает так, разве вы сможете противоречить?» Начали только читать – и на первом стихе возникло противоречие. «У нас так не принято». У вас как принято? Дан.: Когда Вы будете ещё у нас? И.Т.: Да, судя по тому, как события складываются, наверное, не придётся уже. Дан.: Приезжайте прямо ко мне.

 И.Т.: Ну, благодарю, я очень рад. Спаси вас, Господи. Но, как уж Бог повелит. Будете молиться, может, по молитвам Господь и помилует всех нас, и ещё раз позволит быть в Одессе, я не против. Дан.: Хотя мы и сродство имеем в отношении Писания, однако, Вы для нас как некий какой-то другой художник. Ведь каждый художник рисует свою картину. Вы сейчас перед нами нарисовали как-то иначе картину, понимаете. Она похожа на все другие, но есть одно «но». И.Т.: Но она имеет происхождение от первоапостольских времён. Дан.: Да. И.Т.: Мы толкования своего-то не даём. Дан.: И мы Вам не можем противостоять. Вы знаете, я бы с Вами мог бы даже и спорить, если бы на то была возможность. Понимаете? Я не нахожу в этом никакой возможности, потому что ваше толкование Священного Писания есть подлинное. Но вместе с тем, сила времени и сила, как говорится вот обычай какой-нибудь, может, он даже и нехороший, берёт верх над человеком, так и наше. Мы сразу не можем это всё освоить. Нам нужно обязательно, чтобы кто-то помог освоить нам больше уже полученного. Иначе нам не выйти из этого тупика, если у нас действительно это произошло. Во-первых, нужно убедить людей, что у нас действительно это произошло, что Причастия нет. Я не сознательно, но подсознательно понимаю, что именно так. Я говорю за себя. И.Т.: Где бы ни говорили, одно и тоже получается. В одном месте все принимают, а один только не принимает, в другом один принимает, но никто не принимает. Но всё равно кто-то принимает. Дан.: Я же говорю, что я говорю несознательно, но подсознательно, а это подсознание у меня уже подобно такому тлеющему огню. Он давным-давно у меня, понимаете, загорелся. Вот так он у меня есть. Но мне не с кем говорить, когда я говорю с этими братьями, которые у нас руководящие. Значит, они понимают так меня, что я хочу что-то такое поставить, что я хочу чем-то превознестись. А может, я и нахлебался какого-то инородного учения. Значит, трошки, опасаются меня, Трошки не соглашаются. И понимают не так, не так. И.Т.: Вот Трошки… А Вы должны полным ртом есть, как положено, как Господь дал. Что дал нам Бог? Радость. А теперь скажи: я что-то иное сюда занёс. Да не иное. Если бы я проповедовал что-то новое, сектантское. Мы говорим о пути древнем, как оно было. Больше всего людей поражает то, что старое, ненужное, всеми отброшенное православие, и вдруг заговорило. И заговорило так, что никто противоречить не может. Это их просто убило. Они бы могли с адвентистами, с пятидесятниками спорить, но православие... И главное то, что и возразить-то не могут. Они просто шокированы, люди не понимают, как это так, из чего. И переглядываются: «Какое-то новое учение сюда занесли». Ничего нового нет. Всё старо, как сама истина.

 Дан.: Я Вас попрошу: объясните ещё раз о кресте и распятии. И.Т.: Крест и распятие мы видим в прообразах Ветхого Завета. Нельзя понять в Новом Завете ничего, пока не посмотрим, что в Ветхом Завете было, так как то, ветхозаветное, было тенью, прообразом. Так вот, Бог сказал так: так как человек пал в раю, то мы начало своего разъяснения оттуда и берём: возмездие за грех – смерть. И в Адаме все умирают. Вот ребёнок маленький родился и заплакал. Вы думаете, что он плачет? Потому что он приговорён к смерти. Во всём мире ни один ребёнок ещё не родился с улыбкой на лице. Все рождаются со смертью. Отрывается от пуповины со слезами, весь переморщится. Почему? В беззаконии зачат, во грехе родила меня мать моя. Эта истина понятная. Если ты, баптист, и начинаешь говорить: наши дети святы, - я говорю: тогда они должны быть и бессмертны. Если нет греха, то нет и смерти; вы сами подумайте и оцените вашу святость. Бессмертие получаете через Иисуса Христа, а ребёнок в Иисусе Христе-то ещё не получил этого. Так вот: ветхий человек услышал такое слово: Евр.9:22 – «без пролития крови не бывает прощения». Хотя оно прозвучало позже, но Бог сразу это показал, что предварительно в раю сделал им одежду из шкуры. Это было первое жертвоприношение. Второе напоминание о грехе делает Авель. Он берёт лучших первородных овец. А причём здесь овцы? Вы знаете, когда хозяйка дома недосмотрит, сало пригорит, то разве приятно пахнет? Неприятно. А ведь перед Богом тысячи и тысячи быков и овец горело и пылало.

 Павел Флоренский пишет, что слабохарактерному делать нечего было в храме в те времена. Представьте, что забивалось тысячи голов скота, рёв стоял и стон. Примерно на полгектара наложено было дров и загоралось сразу. Трещало, коптило, горело. И священники иной раз по щиколотку в крови ходили. И всё это текло в Иордан и разносилось на поля, удобряя землю. Ну, прикиньте, сто двадцать тысяч овец. Одну овечку разрежешь, обделаешь, шкуры надо было снять, не со шкурой жечь, надо рукава засучивать. Сто двадцать тысяч сожгите. Это какой мясокомбинат надо было строить бы. И о чём всё сие напоминало? О грехе. Это была жертва. Жертва возносилась на жертвенник, понятно? А наша жертва какая? Но та жертва была несовершенная, всего лишь напоминающая. И, хотя там говорилось, что приносящий жертву будет жив, освобождался от греха, но играла роль только в проекте будущая жертва Иисуса Христа. Кровь тельцов и козлов не могла уничтожить греха. Не могла. Невинное животное отводилось в пустыню. В пустыню греха должен был пойти кто-то, кто сознательно взял бы на себя грех, будучи сам безгрешен. Такого не земле не было. Ангелы, они бесплотные. Выходит Сын Божий и говорит: вот Я иду, как в книжном свитке написано мне. Ты уготовал мне тело, открыл мне уши. Видите, какой совет на небе произошёл. Вот это и есть жертва всесовершенная, которая ложится на священный жертвенник. Исх.29:37 – «семь дней очищай жертвенник, и освяти его, и будет жертвенник святыня великая: все, прикасающееся к жертвеннику, освятится». Тот жертвенник был прообразом новозаветного жертвенника – креста Голгофского. Там видим мы Христа умирающего. Мы говорим: Песн.2:4 – «знамя его надо мною – любовь». Многие слышат эти слова. Какое знамя? А то – нет больше той любви, если кто душу положит за друзей своих. Христос положил. В этой пронзительной напряжённости любви кто когда мог явить ещё нам? Где Ты умер, Боже наш? На кресте. На кресте, на вершине креста Голгофского закатилось незаходимое солнце. Да, больше той любви нельзя представить. Ему имя – любовь Еф.3:18-19 – «чтобы вы, укорененные и утвержденные в любви, могли постигнуть со всеми святыми, что широта и долгота, и глубина и высота, и уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы вам исполниться всею полнотою Божиею». Так Павел говорит? Надо разъяснить. Великий Златоуст говорит: что значит широта? Христос, раскинув руки по всему миру ловит нас на широком погибельном пути. Вот Его признак любви. И вводит нас куда? В высоту любви. В высоту, в вечное Царство Христа и Бога, через крест мы восходим туда. Глубина Божией любви такая, что крестом разрушил Он ворота железные, сломил запоры медные и вывел узников из ада на свободу. Пленил плен и дал дары для человеков. А долгота любви – ввёл в долгую, вечную, непрекращающуюся жизнь. Чем? Жертвой Голгофского страдания.

 И всё это мы имеем в любви Божией. Вот это мы должны уразуметь со всеми святыми. И крест Его есть знамя-крест, и оно над нами. Мы подходим к храму, и знамя над нами – любовь. Знамя его над нами сияет, – крест животворящий. Тот жертвенник был святыней великой, окроплённый кровью ягнёнка. Но представьте, что кровью Божественного Агнца пропитано дерево. Какую святость он будет иметь! Теперь. Место, на котором ты стоишь – земля святая. Сними обувь свою. Бог явился. Но на кресте Он сам стоит. «Христова Кровь омыть сильна нечистоту порока. И отойдёт от вас вина, как запад от востока». Слова сами показывают, что он есть единственный святой и безгрешный – та самая всесовершенная жертва. Ложится она на жертвенник. На столько выше, сколько эта жертва выше той жертвы. Всё должно в соответствии идти. Прикасающийся к жертвеннику, освящался? А к этому жертвеннику? Вот этот-то крест постоянно должен быть у нас в храмах, в молитвенных домах, всюду и везде напоминать об этом. И на небе явится знамение Сына Человеческого. Вот бежит скорая помощь – крест мелькнул перед глазами. Вот автоаптечка какая-то – крест. Что это? Это символ любви, бесконечного сострадания, жертвенности. Крест для чего же вы ставите? Вы же советские, не признаёте. «Да, но это международное». Ах, это любовь сверхкосмическая, международная, от неё весь мир. Сверхнациональная, космополитическая. И поэтому к этой любви мы прибегаем. Какое чудо мы избрали, к кому мы прикоснулись? К кресту животворящему. На это говорят все баптисты одинаково так: ну, если бы это тот самый крест был, тогда бы я согласен. Если так рассуждать, тогда я бы сказал: вот я бы почитал Евангелие если бы оно рукою Матфея было написано. А это в советской типографии печатали, наверное, неладно, осквернилось. Нет, конечно.

 Тамара: Проклят всяк, висящий на древе. Христос для нас теперь разве проклят? Кто назовёт Христа проклятым? А он как говорит? ИЛ: Иоан.17:1 – «После сих слов Иисус возвёл очи Свои на небо и сказал: Отче! пришёл час, прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя». Какой час? Как? Если хотите знать, Его Ангелы не узнали после Креста. Когда Он входил в небо, то восклицали: «Кто сей Царь славы?». И отвечает: Господь крепкий и сильный, Господь, сильный в брани. Который … одежду, забрызганную кровью. Врата поднимите… Царь славы теперь не будет склоняться нигде. Это в бедное жилище он всё голову наклонял, заходил, пониже, до земли сошёл. Мало того, ещё лёг больной. Ты придёшь посетить, а я вместо.. привяжу. То, которого небо небес не вмещает, а когда восходил на небо, то все Ангелы дивятся. А это кто такой? Господь, крепкий в брани. Поднимите, врата, верхи ваши, и поднимитесь, двери вечные, и войдет Царь славы! Вот Он какой через Крест пришёл. Апостол Павел говорит: а я не желаю хвалиться, только Крестом Господа нашего Иисуса Христа. И.Т.: 1Кор.1:18 – «Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, - сила Божия». Только слово о кресте. Слово, заметьте, не о Христе. Это же важно. А каков же Сам Христос! Если о Нём говоришь, и безбожники трепещут, кричат: «Перестань пропагандой заниматься. Я бы вас расстрелял всех». Это Слово Христово так действует. А когда Сам, Грядущий на небесах придёт, тогда где вы явитесь? Воззрите на Того, Которого пронзили. Дан.: Значит, нам крест не следует отвергать. И.Т.: У всех баптистов за границей, у всех баптистов в Латвии на кафедрах кресты у всех. Кроме того крестите завели и на лацканах пиджаков своих. Я говорю: только на шею осталось повесить. У генерального секретаря, у всех крестики из-за границы привезли. На окне у них из цветного стекла сделан крест, у лютеран на храме крест, у католиков, у остальных исторических церквей от первых дней. Да иначе и не может быть. Крест есть напоминание о любви Божией. При виде его и бесы трепещут. Его ломали кто? Баптисты, да коммунисты. Больше никто не ломал крест. Как крест увидят – сорвать. Один мне говорит: ну всё хорошо, но вот на Библии крест. Я отвечаю: а что же ты его как бес ладана боишься? Креста-то знаешь кто боятся? Евреи-распинатели. Это для них напоминание, чем сатана был разбит. Потому что Христос взял то же оружие, которое было у сатаны. Человек пал через что? Дева, древо и смерть. Ева была девой в раю. Дерево познания добра и зла. И смерть Адама. В Адаме все умирают. Христос, придя на землю, вырвал это оружие дьявола и ударил ему в голову. Родился через Деву Марию, через древо креста во Христе все оживут. И смерть Христа. Дева, древо и смерть. Дева, древо и смерть победила его. Всевышнему слава. Дан.: Вот попробуй, противостой ему. И.Т.: И немец пришёл, знаки понавесил. И мусульмане вешают. Дан.: А мы противимся. И.Т.: У нас знака как будто никакого. Дан.: Я раньше читал, что на этих крестах вешали раньше в римской империи врагов, это понятно. Оно тогда служило, как орудие казни. Понимаете? Но тут понятно, что есть орудие казни. То теперь, как Вы говорите, что Господь как бы вырвал это орудие казни и убил того, кто казнил. Понимаете, что теперь это приобретает иной смысл. И.Т.: И, кроме того, жертвенник. И на небе явится знамение Сына Человеческого. Крест на небе явится по трём причинам, говорит Златоуст. Первая причина – посрамить воскресших врагов. Второе – прославить и ободрить тех, которые воскреснут, зная, что за знаменем Сам Царь всегда грядёт, знамя то впереди. И третья причина – прославить Христа. Ибо крест – это слава Его. Он через крест прославился. А мы креста боимся? Через крест прославился Христос. Это орудие пытки было до Его распятия.

 Кол.1:20 – «и чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив через Него, Кровию креста Его, и земное и небесное». «Там на Голгофе виден крест не простой…». Вы сколько прочитаете в своём духовном сборнике гимнов таких! И мы к подножию креста припадаем. У баптистов такое отвратительное отношение ко кресту есть просто недоразумение, и больше никак нельзя понять. Тем более, это недоразумение уже устранено, считайте. Полностью. Дан.: Ну, и что с того, что устранено? Они никому ни слова не сказали. Я читаю в журнале и те, и другие. И.Т.: Вот он храм стоит, выпустили, это из Индии прислали Новый Завет. Вот знамя Его над нами – любовь. Чудно, ничего нельзя добавить. Вот только немножко одуматься. Я говорю, шофёру третьего класса, ему не доверяют больше, чем положено. Проходит второй класс. Вот теперь давай. Теперь можешь сажать людей до определённого числа. А уж первый класс – полная тебе свобода. А вот на самолёт посади пилотом, да на реактивный, когда сейчас по триста сорок человек вмещается. А ну, сядь туда. Я бы сказал: дайте мне сто сорок лет сроку тюрьмы, только не сажайте пилотом, я не специалист. Что угодно лучше претерпеть. И я не долечу, и вы-то со мной все погибнете. Сегодня вызвали его, только-только из небытия пришёл – всё, пресвитер. Руки полагает на голову другого, ломает хлеб, крошит, – поехали. А ведь в Церкви Христовой есть определённое установление, правила. Вот я говорю собеседнику: вы знаете такого-то? Не знаем. Так вы церковь Христова или не церковь? Так почему не знаете, что в Церкви было за все эти столетия? По порядку начнём. Первый век – никого не помните? Нет. Второй век, учителя Церкви толковали кто. Не знаем. Третий, пятый века. Никого не знают сектанты вообще. Почему? Да начало-то их вот оно рядышком. А Церковь Христова всех своих знает. Любой вопрос начинаем разбирать, упираемся в то же самое. Наше происхождение откуда? По внешней форме служения лучше баптистов никого нет сейчас. Русский язык. Да, это наша задача – вернуть служение к русскому языку. Молимся. Есть уже такие священники, которые служат и крещение совершают на русском языке. Вот Геннадий крестился, его тут все слушали, на плёнку записали. Это больше часа крещение идёт только одного человека. Говорит священник один проповедь, даёт наставление, второй на русском языке говорит проповедь. Весь чин освящения воды идёт, и тогда его крестят. Отрекается от дел сатаны, даёт обещание служить Богу доброй совестью. Отрекается от чего-то, уневещивается Христу, идёт бракосочетание со Христом. Вот он полный чин какой должен быть. Посмотрели, рядом стояли другие, пришли, и они оказались из протестантов. Сразу две лютеранские семьи присоединились. Без всякой проповеди, с одного только вида крещения. Красота.

 Дан.: Что Вы нам наделали? (Смеются). Тамара: А почему же мы ни в одно время пасху празднуем? И.Т.: Что я вам испортил? Там.: Покой наш нарушили, уверенность нашу. Дан.: Как один священник говорит: Адам, Ева, небо было, а земли не было. И говорит, что он поставил Адама под тыном. А другой спрашивает: а на чём же тогда тын стоял? Тьфу ты, ну всё испортил. Понимаете? Так что вот это Вы нам сейчас такое же... (Смеются). И мы теперь должны думать. И как нам быть, и как нам поступить? И Вы знаете, что это вопрос не особенно простой, я бы сказал. Если, действительно, допустим, мы вас поймём. Как я сказал, я ещё несознательно это воспринял. Аня Вознюк: Ну, мы-то, может, и поймём. Вот верхи чтобы поняли. Дан.: Ну, мы, допустим, поймём Вас, а дальше? Мы же в православную Церковь не пойдём. И.Т.: Да, вы не пойдёте, потому что слишком много слышали плохого. Дан.: Мы не пойдём в православную Церковь, это раз. Во-вторых, что наши братья не пойдут для того, чтобы рукополагали их, допустим, какой-то патриарх или епископ. И.Т.: Нужно два или три епископа, чтобы рукополагали. Дан.: Значит, Вы понимаете, они никак на это не согласятся с этим делом, чтобы они пошли туда. Это тут нужно кропотливую работу проводить в этом отношении. Путь бы осталось всё так, как оно есть. Единственное, конечно, нужно от епископа, если это сохранилось, преемственность бы иметь и нам в этом отношении. Вы говорите, что внешняя форма лужения…

 И.Т.: Всё остальное можно и не трогать. Дан.: Но вы знаете, внешностью мы не живём. Мы христиане. Нам эти формы, что нормы. Понимаете? Почему? Потому что мы знаем, что внутренне положение вещей намного больше, чем внешнее. От той красивой формы бывает очень мало пользы, как от картины, на которой хлеб нарисован, но… Так вот и это. Конечно, может быть, Господь нас вразумит, если уж это действительно, как Вы говорите, там молодёжь только начала говорить, а Вы приехали и дополнили это дело, и началось в этом отношении движение. Возможно, в дальнейшем пойдёт и у нас. Но я Вам скажу, что, допустим, Вы знаете Священное Писание, я, можно откровенно сказать, впервые вижу из православных, как Вы говорите, что Вы православный, и встречаю такого человека. Впервые. И я думаю, что Вы в России один такой. Вы понимаете, что Вы один в России? И я думаю, как Вы остались живы, и как Вас Господь чудно сохранил. Обычно у священника спрашивают: ну как, батюшка, вы что пьёте, вино или водку? «И пиво», - отвечает он. «А сколько Вы, батюшка, пьёте?». «А ежели то безвозмездно и в отсутствии благочинного – до бесконечности». Понимаете? Священство в православии зарекомендовало себя очень плохо. Во время оккупации Румынии я видел священников. Я думал, что это не священники, а грабители. Почему? Потому что во время праздников им ложут пасхи, яички. Голод в стране. Бедные люди с торбами ходят, и никто им не подаст. И другие вещи. Я не говорю, что православная вера, это… Дело не в вере. Не важно, как вы называетесь. Христос сказал: Лук.10:20 – «однакож тому не радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах». Вы понимаете? Значит, то, что я баптист или кто-то такой ли такой, это ещё фикция, а не имена. Главное, чтоб вот там было написано. Так, что я благодарю Бога, что я от Вас услышал, что Вы ревнитель этой истины. Что Вы говорите, то это действительно так. Ели бы сегодня ещё Господь умножил число таких, как Вы, на несколько миллионов человек, то Вы знаете, я бы прямо таки радовался этому положению вещей. Православная Церковь ожила бы и лишилась всей этой шелухи. И мы бы, верующие, тоже проснулись. И.Т.: Так и сказали баптисты. Целыми общинами встали в некоторых местах и говорят: «Стоит только в православии внешнюю заскорузлось свою оставить, мы бы сегодня все перешли туда, разговаривать бы не стали. Мы поняли, что здесь у нас нет всей истины, что должно быть». Дан.: Да, но так, когда мы видим, что Вы написали в своём письме, Вы истину написали, Вы величайшую истину написали, Вы знаете? Я боюсь, чтобы это не попало в руки Ваших старших и Вам не пришили дело. И.Т.: На меня, кажется, уже шесть томов дела КГБ ведёт. Дан.: И я боюсь, что прежде, чем этот огонь должен был разгореться, как бы не потускла эта искра. И.Т.: Ну, не могу я скрывать это. Дан.: И как был нашему лучшему епископу не попало в руки. И поэтому у нас очень тяжело. И.Т.: Бог лучших воздвигнет вам. Мы при начатке, всю грязь несём на себе, пороки эти. Дан.: Всё это так. Тамара: Священники есть, Вы их просто не знаете. Дан.: Мы их, конечно, не знаем. У нас в деревне был священник Сорокин. И там были и верующие, и он находил с ними контакт до того, что верующие люди из евангелистов могли проповедовать с кафедры в церкви евангельские проповеди. Это в 1928-ом году, как я родился.

 И.Т.: Да, но что вот практически делать? Теперь я расскажу о том, как это у нас было. Баптисты услышали, понимают в верхах. Кто-то написал письмо. Ясно, что приличная встреча. Генеральный секретарь, другие ответили решительно против. Теперь, частные беседы мы все стараемся записать. Потому что мы рассуждаем о вещах божественных, нам скрывать нечего и у нас много друзей. И всем вот этот разговор будет крайне приятен. Спрос неимоверный. Вот представьте, Вы слышите один, а это услышат где-то люди в отдельном собрании. Они не знают, откуда и чего, но радость эта повторится. И человека нет, а это всё сохранилось живое, неподдельное. Я спросил их: «Записать разрешите?» «Я не знаю», - отвечает Мацкевич. Заходит Кригер – «да я тоже не знаю». Заходит Бычков – решительно: «Нет!» Не надо нам было спрашивать их разрешения, а надо было записать, да и всё. Я решил спросить, но разговор было только так. И тут же они начали отрекаться от своих слов. Я говорю: пожалеете многократно, что не позволили записать. Теперь вам перетолковывать могут как угодно люди, но вы-то не разрешили. И, когда с их молодёжью на Маловузовской 3, в Москве, вышли мы вниз, молодёжь одну до нас не допустили. И один из пресвитеров пошёл туда вниз послушать, о чём я им буду говорить. Я им сразу о том доложил. Молодёжь-то баптистская ждёт. Рассказал, о чём шла речь в кабинете их генерального секретаря? Пресвитер сразу: «Не так». Я говорю: «Нас двое свидетелей, а Вы один, чьё слово будет по закону твёрже? Вы сидели там и почему не разрешили записать? Вопрос касался лишь только догматических порядков. Слушает пускай и КГБ, слушает пускай вся власть. Она в этих делах отделена. Нам-то разницы никакой. Мы не поносим власть». Стали спрашивать, о том, как относимся к власти. Мы не голосуем, и их не касаемся. Я покоряюсь власти во всём. У меня с собой паспорт. Вот в Харькове подходит милиция. Развернул документы, а там у меня изображение Иисуса Христа, Николы Чудотворца, из Греции прислали, хороший образ. «А что в сумках? Книг никаких нет?». Я говорю: «Есть». Вытаскиваю Евангелие. Издано по разрешению Совета министров СССР. Вы же не выше Совета министров? А здесь Евангелие говорит: «Вам тоже ведь покаяться надо». «Уже некогда», – он говорит. «Да Вы не торопитесь». Чего бы я торопился? Он у меня это Евангелие выхватил, да проводил на поёзд. Документы у меня на руках, я никакой не преступник, отец у меня инвалид войны, никто из нас в тюрьме не сидел, к властям у меня нет претензий. Откроют сейчас границы, я к ней на выстрел не подойду, мне там делать нечего. Я где родился, тут и пригодился.   

 Ко мне сейчас любой подходи и скажи: «Мы тебе дадим всё, езжай за границу, там в Америке хорошо». Нет, тут мой народ родной, тут у меня матушка и батюшка, тут надо и работать. В нашей семье я первый обратился. Два брата обратились и пятая сестра уже в доме обратилась. Благодарение Богу. А я бы куда поехал, чего и где искал, ходил, какую свободу? У нас один батюшка говорит так: «Свободы другой нам искать не надо, надо использовать ту, которую дали». Запрещает мне власть молиться? Нет, я могу молиться. Евангелия, посчитайте, посмотрите, сколько штук лежит. Читай, углубляйся. Могу? Пожалуйста. Сколько раз я на вокзалах, на площадях проповедовал! Сколько народ вмещается и только кричат: громче кричи, громче говори. В нарсуде выступал так, что на лестнице говорит так, чтобы на два этажа слышно было. Не препятствуют. К заключённым проводят с Библией в руках. Начинаю свидетельствовать: вас, прокуроров, надо судить, что вы развратили атеизмом мир, а не только этих зэков. Прикройте помойную яму и мух не будет. Полки прогибаются от курева и от водки. А теперь спрашивают: почему такая молодёжь. В Горкоме партии, когда свидетельствовал, на все политические вопросы отвечал. Какую мне надо ещё свободу? Я перед Богом стою, мне большего не надо. Священникам разрешается проповедовать в храме в день хоть двадцать раз. Никакого ограничения нет. Они не желают. При похоронах, при крестинах молчат. А родственники пришли уже настроенные на слышание. Тамара: Где написано, что нужно предавать земле? И.Т.: А как, на крышу что ли покойника уложить? Хоронить нельзя или что? Я не пойму. Тамара: Ну, вот горсточку земли принесут в храм, и вот он…

И.Т.: Это символ. Прах ты и в прах возвратишься. Напоминает землю. Мы же требуем всего видимого. Что тут особенного? Что посыпал его песком или чем? Все мы из земли. Вот уже готовая проповедь тебе, что ты прах, земля. Вот вся твоя надменность, вся твоя философия, все твои ордена, ленинские премии. Всё прах. Четырежды герой, но умрёшь ты, как и все человеки. Сестра, я сам об этом плачу. Но, если я что-то сумел бы маленько сделать, может, где-то и сумел, не знаю, помогите вы. Мы же к вам руки помощи простираем. Дан.: Помочь тем, чтобы говорить внятно на доступном, русском языке, говорить евангельскую истину так, как она есть без искажений. Священникам разрешается ходить в больницу по вызову, в крематорий, в тюрьмы, на кладбища. И вот сколько приходов у него есть, допустим, небольшой городишко, а люди приезжают за сто двадцать километров, любая может вызвать его туда причащать, а в это время собрать можно всю деревню. Проповедуй хоть весь день. В округе на сто километров он власть имеет, никакое полномочие ничего не сделает. Я об этом и говорю, что он не использует возможности, данной ему советской властью. Он не пользуется данным. Спрашивается, о чем бы я ещё ходатайствовал и кричал, когда то, что дано, я не делаю. Ну, просто ради смуты кричать: «Мне не угодно». Я это говорю не ради чего-то, а скажу: «Мне хватает». И.Л.: Меня вызвали в милицию: «Ты знаешь, что было раньше шесть месяцев, а теперь зато же дают три года». Я говорю: параграф №144, статья такая-то, решение верховного Совета СССР. «Так ты законы знаешь». «Да». «А что же так?». Я говорю: «У меня есть Господин, Которому имя Царь. Его звать Иисус Христос, и Он сказал: «Будут бить вас, гнать», и за это Он обещал нам великую награду на небесах. Ваш царь в Москве говорил: «Будете хорошо верующих преследовать, дам повышение. Вот вам плеть, – он сказал, а не Бог сказал. Я отвечаю: «Вот моя спина». Поровну? Бейте вы, будете получать свою награду от своих, вас хлебом будет кормить ваш государь. Я буду подставлять спину с благодарностью и щеку одну и другую. Мне Бог обещал за это обитель на небе. Он пожал руку: «Ну, до свидания». Весь сказ. Я на него нисколько не гневаюсь. Бейте меня, терзайте, я радуюсь. Как у нас одного приговорили к расстрелу и три месяца его в смертной камере держали, а он говорит: я, каждый день слушал шаги – не за мной ли? Сегодня со Христом буду! Никому не жаловался. Начальником радиостанции у Рокоссовского был, коммунист, и обратился к Богу, и таким свидетелем был, что когда судили его, несколько томов его книг только перефотографированы, профессорский труд, говорят, а вы такой ерундой занимаетесь. И вот за три месяца сами написали помилование ему о смерти. Только подпиши, что ты просишь ходатайствовать. Он говорит: «Не хочу, а хочу быть со Христом сегодня же. Избавлюсь от этих мучений. И кому жаловаться? Когда вы меня осудили и вам же жаловаться? Что вы комедию разыгрываете?» И они сами заменили ему, дали двадцать пять, пять и три высылки дали ему, посадили. Ну, суд самый милостивый в мире.

 И он сидел до смерти великого кормчего Сталина и вышел и сейчас свидетельствует, и радуется. Православный христианин. И, когда сидел, говорит, на следствии, рядом был эстонец, за какую-то деятельность посадили, тоже что-то кому-то сказал и его забрали. Тогда же вообще скоры на расправу были. И он говорит: «Где Бог? Вот ты говоришь: Бог, Бог. А мы сидим». И вот так поддувало в печь. Я говорю: «Бог где? Вот Он где, Бог». И у меня, говорит, рука поднялась и показываю на поддувало. Ну, ради чего я показывал бы на поддувало? И вдруг, когда печь летом не топится, как огонь ударил светлый, но глаза не слепит. Вся комната осветилась. «Вот Он Бог». По слову же прямо Господь сразу и явил чудо. Посадили – никого не знал верующих, а выходил когда, осталась там община, и выходил его весь лагерь провожать. И сна-то там не давали, а он все годы до единой ночи молился с двух до четырёх ночи. Вот подвижник. А вы знаете ли таких православных? А сколько таких, с которыми я соприкоснулся! Я знаю, старушка с колен не встаёт. Да что другого брать? У меня мать. Что она знает, старуха. Вот сегодня я рассказывал, какой подвиг в жизни она пронесла. От юности желала пойти в монастырь. Но родила десять детей, не считая тех, которые умерли. И мечту эту сохранила - пойти в монастырь, для Бога послужить. Отец, инвалид войны, и мамина мать лежит парализованная, 95 лет. Хозяйство, пасека, коровы, поросята, телята, гусята, ребята, цыплята, огород – всё одна делает. И всё мечта была: хоть бы, говорит, заболеть, хоть в больнице спать дают досыта. И сейчас когда успокоилась, к покойникам идёт, ничего не берёт. Евангелие на русском языке под мышку и пошла. И всем свидетельствует. И, когда закончит, люди желают слышать, она говорит: это что, я говорю, а вот есть ещё баптисты, собрания у них, вы вот сходите, послушайте. Вот широта взгляда старухи. Бог довёл её до этого? Она никогда раньше не слыхала Евангелие, оно через меня в доме появилось впервые. И Бог открыл ей это чудо.

 Я не выдумываю толкование на Писание. Ты скажешь, что со мной не согласен. Я говорю: со мной ты не согласен, но ты не согласен с Церковью Христовой. Толкование, которое я говорю, я только лишь запомнил его, Бог дал памяти. Ну, и потрудился здесь, приехал – это моё. А остального ничего моего в этом нет. Ни один стих не дерзаю толковать. Зачем толковать, когда оно уже перетолковано на десять раз, его надо только исполнять. Наши стопы в стопы Христа только вкладывать. И подражать вере их, взирая на кончину учителей. Что у нас делалось, допустим, когда приняли люди эту истину, поняли, что у них нет причастия? Говорите, что вы в православную церковь не пойдёте. Не зарекайтесь! Придёт время, пойдёте. Раз в год причаститесь. Приходят, причащаются в православной церкви. Правда, в своих вечерях больше не участвуют. Не можете быть участниками двух трапез. И продолжают в хору петь у баптистов и трудиться, и свидетельствовать им. Алик: А почему один раз в году, Вы говорите, причастие. И.Т.: Нет, я говорю о минимуме. А на самом деле считается по православному не менее пяти раз в году. Четыре поста и день Ангела. А можешь каждый месяц и каждое богослужение. Если готовый на это дело, можешь каждую неделю, хоть каждый день. Деян.2:46 – «И каждый день единодушно пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца». Иоанн Златоуст, когда говорил проповеди, то жаловался, что редко причащаются. Именно на это была жалоба. Ну, мы вот за пост причащаемся два, может быть, три раза. Готовиться по-православному, это не так просто, по-настоящему. Люди многого не знают. Получается, что постная пища – это само собой, что нет молосного и рыбного. Плюс к тому, когда готовятся к причастию, неделя усиленного поста. Понедельник и вторник работающему человеку ни пить и не есть ни крошки, ни грамма. Среда – один раз сухоядение. То есть не варёное. Только немножко хлебушка. Один раз. Четверг – ничего. Пятница – один раз мёд и размоченная пшеница. В субботу поста нет. И в воскресенье только после причастия. Вот, когда один раз так приготовишься – причастишься. Скажешь: «Нет, это покрепче, чем я думал». А, кроме того, десятину надо исполнять, это минимум от всех прибытков. Всё, что Бог даёт до последней картошки, что я выкопал, до последнего калача, который я заработал. Минимум. Но если праведность не превзойдёт праведности книжников и фарисеев, не войдёте. Значит, нужно больше. У нас полторы-две десятины должны положить христиане. Теперь, на питание у нас по двадцать пять рублей кладём на месяц. В пост выходит десятка. Пятнадцать ещё на милостыню снимаем. Теперь шапку я мог купить, а я старую доносил. Она стоила девять рублей. Девять рублей ещё туда. Всё, что сохранишь, всё что сэкономишь, пешком пройдёшь где – всё в милостыню. И не удивляйся, что Бог так благословляет нас. В этом радость. Я не ради чего-то делаю, а ради того, чтобы кому-то помочь. Помочь не знаешь кому? Как у нас один приехал и три года не давал милостыню. Написано: вы обворовываете Меня, говорит Господь. Проклятием прокляты вы. Подсчитали, что он не отдал на милостыню почти тысячу рублей. Я говорю о том, что за то, что не отдал, прибавь ещё. Сними всё с книжки и сегодня же отдай. Куда? А вот на дело евангелизации, тому, кто этим делом занимается. И пусть во славу Божию будет. А баптисты напишут: распространяется безвозмездно.

 И Господь найдёт в Судный День. И сразу же пошли, в этот день отдали. Не наши, не нашим именем называются те люди, которые сидят там. Бог знает чада, Бог восполнит и найдёт жертву. Хорошо? Говорить-то приятно и не стыдно. А сделаешь когда, то мы как на крыльях летели отсюда. Обижены властью священники, которые начали проповедовать, и их лишают приходов, семьи их выбрасывают на улицу. Значит, мы должны эти средства в отдельном месте держать, брать на подотчёт и им нести. А как же так, мы побуждаем людей к искреннему исповеданию, и люди страдают, и теперь такому деваться некуда. А ему нельзя пойти работать вроде бы пока сан священника не снимут. Вот ведь дело какое. А всё это дело христианской мудрости. Это только одно дело называем, а разве это одно? Сколько мы можем приложить сил. Дан.: Мы так не сможем. И.Т.: Что вы не сможете? Сможете, и лучше даже. Дан.: Не сможем. И.Т.: Ну, это вы уже так просто скромничаете. Дан.: Нет, просто говорю, что мы так не сможем. И.Т.: Как же так? Вы такие все святые против православных и не сможете? Дан.: Мы не говорим, что мы святые против православных. И вообще не говорим, что мы такие уж святые. Мы говорим о том, что мы не сможем исполнять так, как должно. Если мы даём на пожертвование, мы даём такую скудную лепту, от которой даже становится стыдно.

 И.Т.: А у нас так. Вот откладывают, сегодня с получки, сестра пришла с работы. У неё десятина десять рублей, она даёт двадцать пять. И всё это в одно место складывается. Все, кто пришёл, все до единого. Я сегодня перечень сделал, тридцать пять рублей. Значит, три рубля это минимум. Я пятёрку уже положу сюда. И каждый день. Написано: от начатка. А не тогда, что останется, когда жена рукавом растрясёт. Агг.1:6 – «Вы сеете много, а собираете мало; едите, но не в сытость; пьёте, но не напиваетесь; одеваетесь, а не согреваетесь; зарабатывающий плату зарабатывает для дырявого кошелька». Не успеешь посмотреть, уже там меньше расчётного накопляется. В чём дело? Приходят погорельцы. А мы даже разговаривать не стали. Сразу раз, и туда уже, а цифра-то четырёхзначная выходит уже. Вот так. Слава Господу. И ничего, и не жалко никогда. А теперь про деньги. Люди не знают, куда прятать. Сберкнижки не имеем в этом деле. Если где-то что-то есть, кому-то передали лишнее, то тогда положи, пусть там кому-то потребуется. А свои деньги дома хранить Златоуст научает так. Божьи деньги кто хранит? Ну, кто, кроме Бога может хранить хорошо? А ты свои рядом положи. Господи, Ты ещё и мои сохрани попутно со Своими. И никогда не потеряется, – всё открыто, и ни разу потери не было. Милостыня вместе в одно место складывается. Павел говорит: 1Кор.16:2 – «В первый день недели каждый из вас пусть отлагает у себя и сберегает, сколько позволит ему состояние, чтобы не делать сборов, когда я приду». По Писанию. Чтобы не было это в виде побора, вымогательства. Мы этого не делаем. Сейчас вот приди, в любое время и у нас деньги есть. Поехали, допустим, отделённые баптисты куда-то и к нам заехали. Ну они баптисты отделённые, экстремисты. А меня это не касается. На дело благовестия, братья, пожалуйста, возьмите. Мы даже не разговариваем об этом. Почему? Идут в церковь, а каждый в конверте, когда получку получил, в одно место складываем. Ни один, а семья. А сколько семей. И, поэтому дать нам не жалко, потому что сие не моё, а Божье. Мне радостно, что Божье, и я к нему не прикасаюсь. Теперь, решили кому-то помочь. Свой совет есть. И не касса, а просто по любви, не официально. Решили сегодня помочь мы туда. Как вы думаете, отдать на дело печатания полторы тысячи, поможем? Всё решили, сразу отнесли, отдали. Те сразу вот такие глаза: «У нас свои десятой доли не дают. А тут чужие люди приходят». Нет, мы не чужие, мы свои. Вы только понять не можете ещё этого. Дан.: Слушайте, вы нам такой урок дали, что я теперь спать не буду. И.Т.: А блажен раб тот, которого не спящим застанет Господь, а бодрствующим. Дан.: Я теперь спать не буду. И.Т.: Хорошо. Слава Господу. Милость Господа велика. И она нас находит. Мы должны радоваться, что Бог продляет нашу жизнь и эту встречу. И вот мы думали, вчера два раза съездили на беседы, сегодня вернулись и рассуждали. Я сегодня иду и говорю: что-то Бог хочет сказать. Для чего мы в то же место к Тамаре на дом возвращаемся? Ну, посидим, подождём. Вот для чего. Сейчас этой встречи бы не было. Вот оно, какое дело-то! И именно сегодня. Главное, стоим рядом и никаким путём не можем выбраться. А я-то им говорю: в тот день-то я хотел ехать, вы меня не пустили, повезли меня в другое место. Дан.: Ну, и что там? Аня: Он открыл глаза, удивляется, он ничего не может понять. Потом после всего он хотел как-то меня упрекнуть и говорит, что ты может, в православие пойдёшь? А я не сознательно, как вы говорите, подсознательно, не осмысленно говорю: «Ну и пойду». А потом, когда я пришла уже домой после, я не стала говорить о догматах, беседы были чисто Евангельские, чтобы он увидел. Потому что у него представление такое.

 Дан.: Искорёженное представление. Аня: Ну, да, у него оно же неверное. И, когда он так раскрыл глаза, удивлялся и говорит: «Ну, я посмотрю на твою жизнь..». И.Т.: Пресвитер? Аня: Нет, это у нас... Дан.: Я же говорю, я Вас первого встретил такого человека. Вы понимаете – первого. Есть люди православные, но мы уже так не удивляемся. Они крестятся, они молятся, хранят иконы и ведут порядочную жизнь. И мы их за это очень любим. Понимаете? Говорим, видимо, есть православные, будут люди те, которые будут спасены. И.Т.: Может быть, как-нибудь причислите к баптистам? Дан.: Но вместе с тем у нас хранилось и хранится, я говорю, подсознательно ещё такое понимание вещей, что православная Церковь когда-то была жива, я слышал об этом. Что она оживала, затем опять впадала в глубокую болезнь. Было такое положение вещей. Ну, думаю, может, Господь пробудит. Потому что … ходят туда и слушают проповеди. Аня: Мы по радио слышали проповеди священника, мы как-то сразу заинтересовались. Это было года четыре назад. И мы очень сильно сами захотели встретить этого человека и узнать. И.Т.: Его проповеди есть, если желаете послушать. Дан.: Да, мы желаем слушать всё. Но уже нам время уходить и пока мы доберёмся.

И.Т.: Но, хотя бы, несколько слов можете потом послушать. Дан.: Мне Аня говорила об этом, что эта ниточка прервана. И что я ответил? Аня: Что надо задуматься. И.Т.: И как хорошо, что вы ничего не сказали. Знаете как. Перед Богом пишется памятная книга, кто что скажет. И, когда человек скажет лишние слова, это так трудно-трудно выкорчёвывать потом. Дан.: Я им сказал, что эта ниточка где-то прервана. И.Т.: В семнадцатом столетии. Дан.: И мы её, так сказать, потеряли. И я говорю. Я не читал об этом, только знаю, что епископ выше, чем пресвитер. Аня: Мы когда услышали кое-что и сна лишились. Вот сейчас немножко поспокойнее стали. Дан.: Дай, Бог. Написано, что все придут к единству веры. Значит, время то ли оно пророчески так сказано, то ли оно должно придти. Действительно, один Господь, одна Церковь. И.Т.: И все должны к этому придти. И на то, что когда отделились, будут смотреть, как на кошмар времени. Больше никак. Вне Церкви человеку нет спасения. А как Бог посмотрит на те поколения, которые, отделившись, что-то попытались сделать. И трудились, и страдали за дело Божие. Дан.: Вот видите, пятидесятников уже два течения. И.Т.: Это Вы знаете два. Их около двенадцати. А то и больше. Баптистов – восемнадцать течений разных. Дан.: У православных ещё больше. И.Т.: Да, есть беспоповцы-старообрядцы – сорок восемь толков, только в Советском Союзе…». Пс.17:29 – «Ты возжигаешь светильник мой, Господи; Бог мой просвещает тьму мою». Иак.5:19-20 – «Братия! если кто из вас уклонится от истины, и обратит кто его, пусть тот знает, что обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» 1Пет.4:8 – «Более же всего имейте усердную любовь друг ко другу, потому что любовь покрывает множество грехов». Рим.2:8 - «а тем, которые упорствуют и не покоряются истине, но предаются неправде, - ярость и гнев». Гал.3:1,5 - «кто прельстил вас не покоряться истине, [вас], у которых перед глазами предначертан был Иисус Христос, [как] [бы] у вас распятый? Вы шли хорошо: кто остановил вас, чтобы вы не покорялись истине?»

 

 «Что это, – говорил Реке соседний Пруд, –

 Как на тебя ни взглянешь, а воды всё твои текут!

 Неужли таки ты, сестрица, не устанешь?

 Притом же, вижу я почти всегда, то с грузом тяжкие суда,

 То долговязые плоты ты носишь,

 Уж я не говорю про лодки, челноки:

 Им счёту нет! Когда такую жизнь ты бросишь?

 Я, право, высох бы с тоски.

       В сравнении с твоим, как жребий мой приятен!

       Конечно, я не знатен, о карте не тянусь я через целый лист,

       Мне не бренчит похвал какой-нибудь гуслист:

       Да это, право, всё пустое!

     Зато я в илистых и мягких берегах,

       Как барыня в пуховиках, лежу и в неге, и в покое;

 Не только что судов или плотов

 Мне здесь не для чего страшиться;

 Не знаю даже я, каков тяжёл челнок;

 И много, ежели случится,

 Что по воде моей чуть зыблется листок,

 Когда его ко мне забросит ветерок.

       Что беззаботную заменит жизнь такую?

       За ветрами со всех сторон,

       Не движась, я смотрю на суету мирскую

       И философствую сквозь сон».

       «А, философствуя, ты помнишь ли закон? –

 Река на это отвечает, –

 Что свежесть лишь вода движеньем сохраняет?

 И если стала я великою рекой,

 Так это оттого, что, кинувши покой,

 Последую сему уставу.  Зато по всякий год

 Обилием и чистотою вод

 И пользу приношу, и в честь вхожу и в славу,

 И буду, может быть, ещё я веки течь,

 Когда уже тебя не будет и в помине

 И о тебе совсем исчезнет речь».

       Слова её сбылись: она течёт поныне;

       А бедный Пруд год от году всё глох,

       Заволочен весь тиною глубокой,

       Зацвёл, зарос осокой И, наконец, совсем иссох.

 Так дарование без пользы свету вянет,

 Слабея всякий день, Когда им овладеет лень

 И оживлять его деятельность не станет.        Крылов. 1814