Вопрос 3914: 27 т. 

Говорят и пишут, что Иван Грозный будет обязательно канонизирован. 
Было ли принято такое решение на прошедшем архиерейском соборе?

Ответ: 

Любая канонизация есть антиевангельское дело. Жизнь Ивана царя была столь страшна, что и молиться-то за него не каждый будет, тем более, как пишут, умер он во время игры в шахматы. А игра сия запрещена канонами.

Почему не нужна канонизация Ивана Грозного.

“Русское Средневековье – это мир, принципиально отличающийся от нашего. Люди тех времен иначе думали, иначе веровали, иначе воспринимали время и пространство, имели иные нравственные идеалы, иное отношение к человеческой личности. Это был мир Традиции, раз и навсегда заведённого порядка вещей. Худшим обвинением служило слово «новизна», т.е. разрушение устоявшегося социального института, обычая, изменение древнего бытового уклада. А самая смелая реформа производилась под флагом «возвращения к старине», искажённой людьми недобрыми и неумными. Самое бурное общественное и культурное развитие, стремительная «смена картинок» воспринималась как плавание по огромному и неизменяемому океану от порта «Сотворение мира» до порта «Страшный суд», на корабле, где поколения команды сменяются другими поколениями… Шторм ли стоит на море, или затишье, а вокруг лишь вода и небо, чайки и ангелы, рыбы и водяные бесы. Любая перемена – часть более глобального постоянства. Время поглощается вечностью… Время – палуба, вечность – океан. Позднее этот мир постарел, европеизировался и стал постепенно разрушаться, покуда не грянул последний залп 1917 года. Сейчас от старого мира мало что осталось, и в прежнем виде ему уже не быть восстановленным никогда (хотя иное традиционное общество, надо надеяться, когда-нибудь ещё будет построено в России). Но когда он переживал расцвет, каждому его жителю предназначалась роль и место в общественной системе. Личность человека была важна постольку, поскольку ему предназначалось принять участие в мистерии жизни, уйти за кулисы и там получить оценку Высшего Судии. А значит, главное предназначение христианского общества и государства состояло в том, чтобы обеспечить наилучшие, наиболее комфортные условия всех «актёров». Отказ от игры и от полученных вместе с ролью в спектакле прав и обязанностей, от места в жизни, от предназначения, оценивался прямо противоположно современным этическим образцам. «Бунт против системы», «обретение себя», личная независимость, выход за общепринятые нормы, попытка сломать их воспринимались не только и даже не столько как преступление, сколько как мерзость или дурость. Человек-вне-общества, он же, по терминологии того времени, гультяй-меж-двор обретал для современников дурной смысл. Общественные тяготы переносились с терпением и смирением – это одна из важнейших черт Русской цивилизации. Люди видели в трудностях земных отблеск лёгкости небесной, спасение души стояло на порядок выше любых других личных приоритетов.
Общественный механизм XIV-XV вв. напоминал большую деревню, где каждое княжество и каждая аристократическая республика представляли собой тёплый, ухоженный дом, посреди них высился храм общей для всех митрополии, а над крышами простирала Покров Сама Богородица. Создание единого Московского государства превратило деревню в один очень большой дом, храм митрополии в домовую часовню патриархии, и лишь Покров остался прежним. Однако это были изменения, поглощённые цивилизационным постоянством Руси. Их глобальный характер почувствовали только высшие слои общества, поэтому социальные конфликты XVI столетия в основном имеют верховой характер и не затрагивают толщу русской жизни.

В этом громадном доме общий порядок ни для кого не предусматривал исключений. Государь и митрополит (а затем патриарх) были включены в действо. Им так же не полагалось выламываться из общей системы, как и последнему бедняку-крестьянину. От них требовалось даже более неуклонное следование роли, поскольку оба «играли» на виду у всего государства. И земная, т.е. общественная оценка их жизни производилась традиционным обществом именно по критерию соответствия предназначению. Если всем прочим социальная мобильность, сохранявшаяся в старомосковском обществе XVI в., давала возможность по собственному желанию или по непредвиденным обстоятельствам переменить роль, судьбу и предназначение, то монарху и высшему архиерею страны можно было «уйти на пенсию» только в монахи или на тот свет. За всю историю Московского государства только два монарха совершали попытки «сыграть не по правилам», противопоставить себя старомосковскому общественному укладу и культурной традиции, утвердившейся под влиянием православия. Это Иван IV и Лжедмитрий I. Последний стал признанным антигероем русской истории, и даже либеральные попытки представить его «неудавшимся реформатором» ничуть не улучшили массовое восприятие этого исторического деятеля. Что же касается Ивана IV, то здесь всё намного сложнее.
   Иногда создаётся впечатление, что этого государя Сам Господь послал России. Попущение всем его неудачам и злодеяниям, возможно, было уроком всей стране: насколько славен и удачлив был православный царь, пока он был настоящим православным царём и не пытался уклониться от своего предназначения, и насколько мерзок, жалок и несчастлив стал он, изменив собственной роли… Иван IV возжелал не только править страной и народом, но и отделиться от них, встать над ними, преобразиться в независимую силу, ничем не сдерживаемую и ничем не ограниченную в своих планах и действиях по отношению к подданным. Законодательного, правового ограничения ему и впрямь не существовало. Ни византийское, ни русское право его просто не предусматривало. А современные политологические представления о природе власти, социальная философия, навеянная духом эпохи Просвещения, в принципе непригодны для того, чтобы устраивать суд над государями старомосковскими и их временем. Невозможно и бессмысленно требовать от грозненской эпохи соответствия каким-то невнятным «общечеловеческим ценностям», за которыми кроется рублефицированный либерализм. Но это не значит, что Московское государство в зените существования своего не знало высшего смысла и высшей правды, подчиняться которым должны были в равной степени и царь Иван Васильевич, и какой-нибудь гарнизонный пушкарь из Шацка.
А смысл этот и эта правда таковы: государь – всего лишь первый из христиан, равных перед Богом. Истинный царь – Царь Небесный, и все жители православной державы ходят под рукой Его, смиренно подчиняясь Его воле, чтят Его заповеди и хлеб насущный принимают из Его невидимых рук. Над царём, таким образом, стоит суд Бога, точно так же, как и над каждым из его подданных. И подданные вправе заниматься «критикой справа», т.е. ставить вопросы: относится ли к ним государь, как к членам огромной христианской общины, иными словами, как к членам колоссальной семьи? Он имеет право на строгость точно так же, как и всякий отец семейства, но и заботиться о семействе точно так же обязан – как о родне. Чтит ли он заповеди? Добрый он христианин или же отступник? Ещё византийская традиция позволяла отказать государю в повиновении, если он покушается на основы веры… Если государь отступничает, если он – «ложный государь», стоит ли ему подчиняться и как тогда упромыслить свою жизнь? Жизнь своей семьи? Жизнь страны? Порой ответы на эти вопросы инициировали бунт, по внешней видимости «бессмысленный и беспощадный». А в Смутное время ответом на них стала титаническая борьба и соц. катастрофа.

 Каким же христианином был царь Иван Васильевич? И каким он был православным государем? Иван III, гениальный политик, оставил своему сыну Василию страну, находящуюся на пике цивилизационного развития, мощную, богатую, получившую наследие утонченного византийского интеллектуализма, бурно развивающуюся, защищённую энергичной дипломатией и свирепым войском выносливых воинов-помещиков. Василий III был достаточно хорош, чтобы не потерять основных приобретений отца и не ставить перед несущимся на полной скорости цивилизационным эшелоном искусственных препятствий. Даже русская служилая аристократия, своевольная и самолюбивая, отдала не столь уж много в период правления Елены Глинской, а затем в юные годы Ивана Васильевича. И вот молодой царь взял вожжи в руки. Система управления пёстрым военно-служилым классом, огромной территорией, полусложившимися сословиями, да ещё в условиях постоянной готовности драться насмерть, отражая нашествия с юга и востока, оказалась безумно сложной. Церковь занята была важными реформами, иосифлянство и нестяжательство сцепились в клинче. Правильно выстроенные отношения с Церковью стоили дорогого, но добиться симфонической гармонии оказалось непростым делом. Россия тех лет имела невероятно запутанное, да ещё не до конца сформированное устройство, всё оставалось в движении, ничто ещё не успело застыть. Чтобы адекватно править страной, требовалась колоссальная воля, твёрдость, холодный изощрённый ум и, одновременно, чувство равновесия. Система адекватно действовала, покуда правитель видел, влияние каких групп требуется уравновесить, кого поддержать, а кому дать укорот, на каких условиях включить бывших властительных князей в московские правительственные круги, когда стоит им прощать фронду, а когда прощать нельзя и требуется применить силу. Иван III идеально подходил для этой задачи. Иван IV унаследовал от деда один только масштаб мышления. Будучи нервной, артистической натурой, он больше умел выглядеть великим правителем, нежели быть им. Он слишком многого ожидал от благоприятных обстоятельств и слишком быстро впадал в уныние, когда ситуация осложнялась. Государь не обладал должной твёрдостью и должной волей. Поэтому, испугавшись сложности и динамизма административной системы Московского государства, Иван Васильевич попытался заменить постоянную, нешумную деятельность хладнокровного манипулятора мерами экстренного характера, упорство в достижении целей простою жестокостью, христианскую нравственность лицедейством. Иван Васильевич не имел права поддаваться истерике, холить и лелеять нервную хлипкость. Он государь, с него и спрос другой. Государь Иван Васильевич был исключительно богомолен, совершал то и дело паломничества в монастыри, даже пищу крестил за обедом. Он заказывал молебны по душам собственноручно им или по его приказу убиенных людей, приказав составить огромные синодики. И, насколько можно судить, покаяние государя было искренним и глубоким. Он непоколебимо стоял против ересей, не допустил в страну протестантизм, а в годы, когда Московской митрополией правил Св. Макарий, установил с Церковью добрые отношения. Однако он несколько тысяч раз нарушил заповедь «не убий». Такого не водилось за другими государями московскими. Лишь деятельность Петра Великого по степени пролитой крови может сравниться с грозненской эпохой. Но это уже и время другое, когда старому Московскому царству пришёл конец.
   Бог Судья Ивану Васильевичу, но никак не возможно, чтобы добрый христианин так зверствовал! Владимир святой, крестившись, спрашивал у Церкви, может ли он казнить, и Церковь на себя приняла его грехи. Царица Елизавета Петровна отказалась от смертной казни. И даже скорый на расправу Пётр I спрашивал у патриарха: достойно ли казнить мятежных стрельцов? Если добрый христианин убил, даже защищая собственную жизнь, даже на войне, в бою, ему пристало скорбеть и сокрушаться сердцем о содеянном грехе. Отчего же Иван IV губил людей так легко? Первый воевода страны, он добился к концу царствования очень сомнительных успехов. Где-то территория его державы расширилась, а где-то страна понесла утраты. Нет ни очевидного успеха, ни очевидного провала. Но цена, заплаченная за этот зыбкий баланс приобретений и утрат, непомерно высока. Россия, страна редко заселённая, располагавшая сравнительно небольшой армией, которая должна была проявлять крайнюю мобильность, чтобы успевать повсюду и везде, потеряла слишком много представителей военно-служилого класса, притом самый цвет его, т.е. людей, относящихся к самой верхушке. Боясь собственных служилых аристократов, гневаясь на них за изменные замыслы и уничтожая их под влиянием страха и гнева, Иван IV нанёс огромный урон обороноспособности страны. Царь отвечал перед Богом за сохранность отданных ему под руку единоверцев. Отчего же он допустил московский разгром 1571 года?

 Отчего он не смог защитить столицу православной державы от басурманского нападения? Первый дипломат страны, Иван Васильевич упустил несколько удобных возможностей выйти с малыми потерями и большим прибытком из тяжёлой Ливонской войны; не сумел подружиться с Крымом, хотя у деда его получилось сделать агрессивных крымских ханов своими союзниками; не смог найти для истекающей кровью России надёжных и сильных союзников; бывал заносчив с иностранными государями, когда Бог попускал его державе успех, но в положении просителя впадал в униженное состояние. Бог судья Ивану Васильевичу, но никак не возможно доброму христианину столь мало заботиться о ближних, тем более о тех, чья судьба прямо зависит от слов его и действий. Свою особую роль самодержца в христианском мире, особые пути спасения его души, особые его права Иван IV объявлял публично, не стесняясь несовпадения всего этого с учением Церкви. Государь произвольно толковал Священное Писание. На протяжении многих лет он не подходил к причастию, предпочтя ему плотские утехи и подведя под свой выбор нелепое идеологическое оправдание. Опричное сборище и, в частности, «Слободской орден», с религиозной точки зрения, толкуют по-разному – то как подобие монашеского ордена, то как подобие эзотерического камлания или прямо бесопоклоннической секты, устроители которой сделали посмешище из богослужения. Среди всех мнений об опричных порядках особенно важно свидетельство архиерея и очевидца происходившего – св. митрополита Московского Филиппа. А он в опричных обычаях, опричной одежде, повадке опричников и склонности их к пролитию крови не увидел ничего христианского. Бог Судья Ивану Васильевичу, но никак не возможно, чтобы добрый христианин выдумывал еретические измышления и устанавливал безбожные обычаи, пытаясь придать себе особое положение в христианской общине.
Первый русский царь заключил больше браков, чем позволяли ему каноны православной Церкви. Любил ли он своих жён – знает один Господь. С некоторыми из них Иван Васильевич поступал сурово, с иными – заботливо. Будучи в браке с одной из них, беззастенчиво женихался к иностранной государыне, а потом к её родственнице, не видев, между тем, ни той, ни другой… По свидетельствам иностранцев, царь допускал прелюбодеяние и даже не скрывал этого. Летописец подтверждает это: после смерти первой супруги, царь «…нача… яр быти и прелюбодействен зело». Бог Судья Ивану Васильевичу, но никак не возможно, чтобы добрый христианин так распутствовал! Наконец, отношения первого русского царя и Церкви были далеко не безоблачными. До несчастного дня 31 декабря 1563 г., когда скончался Св. митрополит Московский Макарий, государь находился под его благодетельным влиянием, и это было доброе время для страны, для Церкви и для высшей власти. Наследовавшим от него Московскую кафедру архиереям приходилось хуже и солонее. Митрополит Филипп восстал против опричнины и погиб. В разное время помимо святителя Филиппа от царя и его приближённых пострадали и погибли иные архиереи, в том числе настоятель Псково-Печерский св. Корнилий, Новгородский архиепископ Леонид, архиепископ Рязанский Филофей, архимандриты московских Симонова и Чудова монастырей Иосиф и Евфимий, архимандрит Солотчинский Исаак, архимандрит Троицкий Памва, архимандрит Антониево-Сийской обители Геласий, нижегородский Печерский архимандрит Митрофан, причём на долю Леонида выпала страшная, мученическая смерть. По приказу царя были убиты многие священники, монахи, церковные слуги и служилые архиерейские дворяне. Архиепископа Новгородского Пимена, лишив сана, заточили в веневский Никольский монастырь.
Что же это за верующий, который, как пёс, грызёт собственную Церковь?! Впоследствии о грозненском времени с изумлением и печалью напишут: «…[царь] не устрашися же и святительского чина, оных убивая, оных заточению предавая…» Помимо казней, опал и ссылок в отношении людей духовного звания, государь беззастенчиво вмешивался в церковную жизнь, вертя ею по своему произволу. Фактически он низвёл митрополичью власть до уровня какого-то простого приказного администрирования. Современники и ближайшие потомки разное писали о состоянии общества в грозненское время. Но никто ничего доброго не сказал об отношении царя к Церкви. Бог Судья Ивану Васильевичу, но никак не возможно, чтобы добрый христианин терзал и унижал свою Церковь, ставя в полушку слова символа веры «…во Едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь».

Не так давно в околоцерковной среде появилось движение за канонизацию Ивана Грозного, Григория Распутина и некоторых других спорных деятелей нашей истории. Мотив понятен. Естественно быть русским государственником и при этом крепко верующим православным. Многим хотелось бы слить воедино эти два пристрастия. Но любовь к Христу и любовь к национальной державности – разные вещи, далеко не всегда их можно соединить. Искупительная жертва Христова выше любых ценностей этатизма; любить свою землю, своих соотечественников, болеть душой за свое государство – желание понятное и правильное, но все эти душевные порывы и практические действия должны стоять в иерархически подчиненном отношении к заповедям Господа и вере в Него. Хорошо, когда никакое противоречие не раздирает единство державы и Бога, заключённое в душе и мыслях верующего. Полагаю, в большинстве случаев это возможно. Но если нет, тогда истину Св. Троицы следует предпочесть истине национально-государственных интересов. Не всех наших монархов, даже если это крупные политики, радетели за отечество и люди добронравные, стоит объявлять святыми. Любимые народом святые равноапостольные Ольга и Владимир, святые благоверные князья Александр Ярославович и Даниил Александрович, святой милосердный и богомольный царь Федор Иванович (совсем не политик) легко и естественно вошли в сонм святых. Другие князья и цари – не столь просто и, в ряде случаев, после горячей полемики. Но в отношении Ивана IV церковная иерархия стоит прочно и непримиримо: этот человек не должен быть канонизирован. Между тем, глас Божий в таких случаях может быть донесён до общества лишь посредством соборного решения архиереев. Что же говорят архиереи? Вот отрывок из речи патриарха Московского и всея Руси Алексия II к клиру и приходским советам храмов города Москвы: «Если признать святыми царя Ивана Грозного и Григория Распутина и быть последовательными и логичными, то надо деканонизировать митрополита Московского Филиппа, преподобного Корнилия, игумена Псково-Печерского, и многих других умученных Иваном Грозным. Нельзя же вместе поклоняться убийцам и их жертвам. Это безумие. Кто из нормальных верующих захочет оставаться в Церкви, которая одинаково почитает убийц и мучеников, развратников и святых?» Вот слово архимандрита Макария (Веретенникова): «Напомню, что за время правления Ивана Грозного единственным митрополитом, который скончался своей смертью, оставаясь главой Церкви, был святитель Макарий. Все остальные митрополиты либо сами покидали престол, либо их низводили. О какой же святости после этого можно говорить?» Столь значительные и уважаемые архиереи наши, как митрополит Санкт-Петербуржский и Ладожский Иоанн, а также митрополит Волоколамский Питирим, бывало, высказывались положительно о государе Иване Васильевиче, но никогда не призывали к канонизации Ивана IV. Вот и весь сказ. Вспоминается образ Юстиниана в пьесе «Отравленная туника», принадлежащей перу Николая Степановича Гумилева. Император хотел быть мудрым и справедливым, хотел сыграть свою роль чисто, не сфальшивить. Но его терзали страсти: политическое стяжательство и пошлая ревность сгубили веру государя, нравственность, мудрость… Вот и царь Иван IV – если и был великим в чём-то, так это в эмоциях, наполнивших историю страны звуками угрозы: бурный поток гнева, мутный ручей ужаса, гремящая река похоти, оглушительный водопад гордыни. Как устроитель земли русской он хорош тем, что в истории его жизни звучит глас Божий, призывающий поглядеть на царевы страсти, ужаснуться и укротить свои. Для человеческих ушей тяжки слова Бога, но это дар Его любви к нам. Государь Иван Васильевич, вероятно, послан был нашим предкам в качестве подсказки, или же испытания во исправление. Это был настоящий бич русского народа, отучавший нашего человека от привычки к своевольству и в личном, и в общественном смысле… Но будь же ты и к нему милостив, Господи! Все мы грешные люди. Прости нас. Прости и его”. 1Кор.4:5 – “Посему не судите никак прежде времени, пока не придет Господь, Который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения, и тогда каждому будет похвала от Бога”.1Кор.3:13 – “каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть”. 2Кор.10:18 – “Ибо не тот достоин, кто сам себя хвалит, но кого хвалит Господь”. 2Кор.5:10 – “ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить [соответственно тому], что он делал, живя в теле, доброе или худое”.

 

Не сокрушайся, Мой пророк! На всё есть час, на всё есть срок;

Пускай, кичась, растёт порок: Будь зло добру в святой урок!..

Но не грусти! Твой Господин Здесь не совсем ещё один:

Не все пошли к Ваалу в сети! Есть тайные у Бога дети,

Есть тайный фимиам сердец, Который обонять Мне сладко!..

Они бегут ко Мне украдкой, И Я являюсь втайне к ним;

И их лелею, просветляю Высоким, истинным, святым!

                                                           1826. Ф.Глинка