Вопрос
814:
2 т.
Как
можно в настоящее
время прожить в правде, если все вокруг
врут на каждом шагу ?
Нас столько лет
коммунисты учили говорить и делать только то, что они нам
скажут.
Вы сами
говорите, что у нас в стране – тройная психология: одно
думаем, другое говорим,
а делаем совсем иное.
Ответ:
Известно,
что лжец должен иметь очень хорошую память,
чтобы не попасться. Он всегда должен помнить, как он солгал, и как в
действительности обстоит дело. Ему нужно иметь две головы, независимых
друг от
друга. Всякая ложь – смертельна, и она от диавола.
Прочтите в нашей книге «К истинному православию»
главу «Спаси, Господи, от
лжи». Для мирских людей, нецерковных,
Солженицын А.И. дает вполне выполнимый рецепт, который так и озаглавил
«Жить не
по лжи».
«Когда-то
мы не смели и
шепотом шелестеть. Теперь вот пишем и читаем Самиздат, а уж друг
другу-то,
сойдясь в курилках НИИ, от души нажалуемся: чего только они ни
накуролесят,
куда только ни тянут нас! И
ненужное космическое хвастовство
при разорении и бедности дома; и укрепление дальних диких
режимов; и
разжигание гражданских войн; и безрассудно вырастили Мао Цзе-дуна
(на наши средства) – и нас же на него погонят, и придется
идти, куда денешься?
и судят, кого хотят, и здоровых загоняют в умалишенные – всё
они, а мы –
бессильны.
Уже
до донышка доходят, уже
всеобщая духовная гибель насунулась на всех нас, и физическая
вот-вот запылает
и сожжет и нас, и наших детей, – а мы по-прежнему всё
улыбаемся трусливо и
лепечем косноязычно:
–
А чем же мы помешаем? У нас нет силы.
Мы
так безнадежно расчеловечились,
что за сегодняшнюю скромную кормушку
отдадим все принципы, душу свою, все усилия наших предков, все
возможности для
потомков – только бы не расстроить своего утлого
существования. Не осталось у
нас ни твердости, ни гордости, ни сердечного жара. Мы даже
всеобщей атомной
смерти не боимся, третьей мировой войны не боимся (может
в
щелочку спрячемся),
– мы только боимся, шагов гражданского мужества!
Нам только бы не оторваться от стада, не сделать шага в одиночку
– и вдруг
оказаться без белых батонов, без газовой колонки, без московской
прописки.
Уж
как долбили нам на
политкружках, так в нас и вросло, удобно жить, на весь век хорошо:
среда,
социальные условия, из них не выскочишь, бытие определяет сознание,
мы-то при
чем? мы ничего не можем.
А
мы можем – всё! – но сами
себе лжем, чтобы себя успокоить. Никакие не они во всем виноваты
– мы сами,
только МЫ!
Возразят:
но ведь
действительно ничего не придумаешь! Нам закляпили
рты, нас не слушают, не спрашивают. Как же заставить их послушать нас?
Переубедить
их –
невозможно.
Естественно
было бы их
переизбрать! – но перевыборов не бывает в нашей стране.
На
Западе люди знают
забастовки, демонстрации протеста – но мы слишком
забиты, нам это страшно: как
это вдруг – отказаться от работы, как это вдруг –
выйти на улицу ?
Все
же другие роковые пути,
за последний век опробованные в горькой русской истории – тем
более не для нас,
и вправду – не надо! Теперь, когда все топоры своего
дорубились,
когда всё посеянное взошло, – видно нам, как
заблудились, как зачадились
те молодые, самонадеянные,
кто думали террором, кровавым восстанием и гражданской войной сделать
страну
справедливой и счастливой. Нет, спасибо, отцы просвещения! Теперь-то
знаем мы,
что гнусность
методов распложается в гнусности
результатов. Наши руки – да будут чистыми!
Так
круг – замкнулся? И
выхода – действительно нет? И остается нам только
бездейственно ждать: вдруг
случится что-нибудь само ?..
Но
никогда оно от нас не
отлипнет само, если все мы все дни будем его признавать, прославлять и
упрочнять, если не оттолкнемся хотя б от самой чувствительной его точки.
Когда
насилие врывается в
мирную людскую жизнь – его лицо пылает от
самоуверенности, оно так и на флаге
несет, и кричит: «Я – НАСИЛИЕ! Разойдись,
расступись – раздавлю!» Но насилие
быстро стареет, немного лет – оно уже не уверено в себе, и
чтобы держаться,
чтобы выглядеть прилично – непременно вызывает себе
в союзники ложь. Ибо:
насилию нечем прикрыться кроме лжи, а ложь может держаться только
насилием. И
не каждый день, не на каждое плечо кладет насилие свою тяжелую
лапу: оно
требует от нас только покорности лжи, ежедневного участия во лжи
– и в этом вся
верноподданность.
И
здесь-то лежит пренебрегаемый
нами, самый простой, самый доступный ключ к
нашему освобождению: ЛИЧНОЕ
НЕУЧАСТИЕ ВО ЛЖИ! Пусть ложь всё
покрыла,
пусть ложь всем владеет, но в
самом малом упремся:
пусть владеет НЕ ЧЕРЕЗ МЕНЯ!
И
это – прорез во
мнимом кольце нашего бездействия! – самый легкий для нас
и самый разрушительный для лжи. Ибо когда люди отшатываются
ото лжи – она
просто перестает существовать. Как зараза, она может
существовать только на
людях. Не призываемся, не созрели мы идти на площади и громогласить
правду, высказывать вслух, что думаем – не надо, это страшно.
Но хоть откажемся
творить то, чего не думаем!
Вот
это и есть наш путь,
самый легкий и доступный при нашей проросшей органической трусости,
гораздо
легче (страшно выговорить) гражданского неповиновения по Ганди. Наш
путь: НИ
В ЧЕМ НЕ ПОДДЕРЖИВАТЬ ЛЖИ СОЗНАТЕЛЬНО!
Осознав, где граница лжи (для
каждого она еще по-разному видна) – отступиться от этой гангренной
границы! Не подклевать мертвых косточек и чешуек Идеологии, не
сшивать гнилого
тряпья – и мы поражены будем, как быстро и
беспомощно ложь отпадет, и чему
надлежит быть голым – то явится миру голым.
Итак,
через робость нашу
пусть каждый выберет: «остаётся ли он сознательным слугою лжи
(о, разумеется
не по склонности, но для прокормления семьи, для
воспитания детей в духе лжи!), или пришла ему пора отряхнуться честным
человеком, достойным уважения и детей своих и современников. И с этого
дня он:
–
впредь не напишет, не подпишет, не напечатает
никаким способом ни единой фразы, искривляющей, по его мнению, правду;
–
такой фразы ни в частной беседе, ни
многолюдно не выскажет
ни от себя, ни по шпаргалке, ни
в роли агитатора, учителя, воспитателя, ни по театральной роли;
–
живописно, скульптурно, фотографически,
технически, музыкально не изобразит, не сопроводит, не протранслирует
ни одной ложной мысли, ни одного искажения истины, которое различает;
–
не приведет ни устно, ни письменно
ни одной «руководящей» цитаты из угождения, для
страховки, для успеха своей
работы, если цитируемой мысли не разделяет полностью или она не
относится точно
сюда;
–
не даст принудить себя идти на демонстрацию
или митинг, если это против его желания и воли. Не
возьмет в
руки, не подымет транспаранта, лозунга, которого не разделяет
полностью;
–
не поднимет голосующей руки за предложение,
которому не сочувствует искренне; не проголосует ни явно, ни тайно за
лицо,
которое считает недостойным или сомнительным;
–
не даст загнать себя на собрание, где
ожидается принудительное, искаженное обсуждение вопроса;
–
тотчас покинет заседание, собрание, лекцию,
спектакль, киносеанс, как только услышит от оратора ложь,
идеологический вздор
или беззастенчивую пропаганду;
–
не подпишется и не купит в рознице такую
газету или журнал, где информация искажается, первосущные
факты скрываются...
Мы
перечислили, разумеется,
не все возможные и необходимые уклонения ото лжи. Но тот, кто
станет очищаться
– взором очищенным легко различит и другие случаи.
Да,
на первых порах выйдет
не равно. Кому-то на время лишиться работы. Молодым, желающим жить по
правде,
это очень осложнит их молодую жизнь при начале: ведь и отвечаемые
уроки набиты ложью, надо выбирать. Но и ни для кого, кто хочет быть
честным,
здесь не осталось лазейки: никакой день никому из нас даже в самых
безопасных
технических науках не обмануть хоть одного из названных
шагов – в сторону
правды или в сторону лжи; в сторону духовной независимости или
духовного лакейства.
И тот, у кого достанет смелости даже на защиту
своей души – пусть не гордится своими передовыми
взглядами, не кичится, что он
академик или народный артист, заслуженный деятель или генерал,
– так пусть и
скажет: я – быдло
и трус, мне лишь бы сытно и тепло.
Даже
этот путь – самый
умеренный изо всех путей сопротивления – для засидевшихся,
нас будет нелегок.
Но насколько же легче самосожжения или голодовки: пламя не
охватит твоего
туловища, глаза не лопнут от жары, и черный-то хлеб с чистой водою
всегда найдется
для твоей семьи.
Преданный
нами, обманутый
нами воистину великий народ Европы – чехословацкий,
неужели не показал нам,
как даже против танков выстаивает незащищенная грудь, если в ней
достойное
сердце?
Это
будет нелегкий путь? –
но самый легкий из возможных.
Нелегкий выбор для тела
– но единственный для души. Нелегкий путь – однако
есть уже у нас люди, даже десятки их, кто годами выдерживает все эти
пункты,
живет по правде. Итак: не первыми вступить на этот путь, а – ПРИСОЕДИНИТЬСЯ!
Тем легче и тем короче окажется всем нам этот путь, чем
дружнее, чем гуще мы
на него вступим! Будут нас тысячи – и не управятся ни с кем
ничего поделать.
Станут нас десятки тысяч – и мы не узнаем нашей страны! Если
ж мы струсим, то
довольно жаловаться, что кто-то нам не даёт дышать –
это мы сами себе не даем!
Пригнемся еще, подождем, а наши братья биологи помогут приблизить
чтение наших
мыслей и переделку наших генов.
Если
и в этом мы струсим,
то мы – ничтожны, безнадежны, и это к нам пушкинское
презрение:
К
чему стадам дары свободы?
Наследство
их из рода в
роды:
Ярмо
с гремушками да бич».
А.
Солженицын 12 февраля
1974 г. («Вера и жизнь» № 7 1974 Свято-Ильинское
издание).
Я
не хочу полуправды. Я не
хочу полуверы,
Я
не хочу, чтобы струны в
сердце без песни отмерли.
Если
отдаться – навеки,
если любить, так всецело.
Так,
чтобы пламенем жарким
сердце победно горело.
Я не хочу
полуправды, жалких слепых рассуждений,
Я не хочу
трепетанья в сердце без сильных стремлений.
Я не хочу
полуправды, ровной, холодной, бездушной.
Я не хочу
полусмерти, легкой, бесплодной, ненужной.
Пусть
же в горниле
страданий грешное «я» умирает,
Смертию
в сердце холодном новая жизнь воскресает.
Я
не хочу полуправды, я не
хочу полуцели.
Пусть
же порвутся
все
струны, лишь бы не даром звенели.
|