Вопрос 3214: 18 т

Когда возникло мусульманство, то почему же сразуне пришли к ним на помощь, чтоб обратить их ко Христу?

Ответ:

Потому что сами не знали истинного Христа. Когда читаешь первый раз Коран, да притом если ещё тебе хорошо известно содержание Библии, то поражаешься, как можно такое было написать вообще – изустные и множественные пересказы Библейских сюжетов, в абсолютно исковерканном виде. Если бы монахи не сидели по кельям в пустынях, не скрывались бы от народа, то Магомет мог быть обращён в истинное христианство, и был бы великим проповедником при его энергии и любви к Богу, с его заботой о спасении души. Проспали, промонашили. И когда уже заполыхало вокруг, полились моря крови, тогда в ответ ничего не выдвинули, как точно такиеже методы борьбы – убить и погубить. Злом начали истреблять зло и вина греков была несравненно больше, чем арабов.

«Известно, что духовная и интеллектуальная встреча Мухаммеда и первых поколений его последователей с христианством была встречей не с государственной православной Церковью, а с монофизитскими и несторианскими общинами, которые составляли большинство христианского населения в Аравии, Египте, Сирии и Месопотамии. До конца эпохи Омейядов эти сирийские и коптские христиане были главными и на практике единственными представителями христианской веры в халифате. И благодаря посредничеству этих общин, а часто с помощью двойного перевода — с греческого на сирийский и с сирийского на арабский, — арабы впервые познакомились с произведениями Аристотеля, Платона, Галена, Гиппократа и Плотина. Среди монофизитов и несториан арабы нашли много управителей, дипломатов и торговцев, тех, кто желал помочь в строительстве империи и часто предпочитал, по крайней мере поначалу, приспособиться к мусульманскому игу, нежели страдать от притеснения, которое было судьбой всех религиозных диссидентов в православной византийской империи.

Первая встреча ислама с православным христианством состоялась на поле битвы, во время войн, в которых, начиная с VII в., арабы противостояли греческим императорам. Таким образом, обе цивилизации, стоявшие лицом к лицу, основывались каждая на своей религиозной идеологии, и каждая из сторон истолковывала отношения и действия другой как обусловленные религией. Так, если Коран призывал к священной войне против «тех, кто приписывает Богу неких сотоварищей» — то есть христиан, верующих в Троицу, — то византийцы, вслед за св. Иоанном Дамаскиным, отплатили пониманием ислама как «предвестника Антихриста». Но, как бы ни были резки эти утверждения, как бы ни был фанатичен призыв к священной войне, постепенно осуществлялось лучшее взаимопонимание благодаря усилиям дипломатии, необходимости сосуществования на территориях со смешанным населением и спокойному размышлению образованных умов. Иоанн Дамаскин и его современники склонялись поэтому к тому, чтобы применить к исламу критерий христианского православия и уподобить ислам христианской ереси, уже осужденной. Итак, Мухаммед был арианином, потому что он отрицал божественность Логоса и Святого Духа; отсюда возможно, что легенда Мухаммеда была привнесена в христианскую религию монахом-арианином. Действительно, в контакт раннего ислама с христианством были вовлечены монофизитские и несторианские общины, но, конечно, не ариане, и имя, приписываемое Иоанном мусульманам — koptai tou Theou («резчики Божии»), потому что они «вырезают» из Бога Логос и Дух, — является ответом мусульманскому обвинению, направленному против христиан, что они “etairiastai — «те, кто допускает сотоварищей Бога». Иоанн затрагивает другой острый вопрос несогласия — вопрос свободной воли и предопределения, и всё его доказательство сопровождается самыми яростными эпитетами, которые он даёт Мухаммеду — «лжепророк», «лицемер», «лжец» и «прелюбодей». Всё это, разумеется, было принято со всеми подробностями другими полемическими авторами.

Диалоги Феодора содержат чёткую отрицательную позицию по отношению к вере ислама и к личности Мухаммеда, лжепророка-арианина (1560А), находящегося во власти беса (1545В—1548А). Но использованные доводы представлены так, чтобы они были поняты оппонентами, что соответствует принципам настоящего диалога. И когда мусульманин всё ещё утверждал, что он предпочитает многоженство, так как оно обеспечивает более быстрое преумножение человеческого рода, Феодор отвечает, что так как Бог не заботился о быстром умножении человека, когда человек был один на земле, то Он, конечно, не желает слишком великого преумножения и ныне... И он заканчивает своё доказательство напоминанием мусульманину о неминуемых ссорах и сценах ревности, которые происходят в гареме. Феодор отвечает: «так как вы утверждаете, что все погибшие в священной войне с неверными отправляются на небеса, вы должны благодарить ромеев за убийство множества ваших собратий».

Сравнивая Коран с христианским Писанием, он говорит о «наиболее печальной и наиболее неуместной книжице араба Мухаммеда, полной кощунства против Всевышнего, со всей его безобразной и грубой непристойностью», которая не обладает даже видимостью какого бы то ни было библейского жанра и не является ни пророческой, ни исторической, ни законодательной, ни богословской, но вся беспорядочна. Как это может быть, спрашивает он, послано с небес? Действительно ли такие византийские толкования исламского учения, как утверждаемая вера в шарообразный образ Бога или в пиявку в качестве начала человека, не пришли из некоторых народных форм арабской религии — отличных, разумеется, от правоверного ислама, — которые были известны византийцам. Известный богослов-исихаст Архиепископ Фессалоникийский Григорий Палама описывает в 1352 г. своё путешествие в оккупированную турками Малую Азию в довольно оптимистических тонах, надеясь, подобно Кантакузину, на последующее обращение мусульман, и подразумевая, что до тех пор будет принято дружественное сосуществование.

Византийская полемическая литература во многом определила официальное каноническое отношение Церкви к исламу, отношение, которое было отражено в чинопоследованиях принятия мусульман, обращённых в христианство. Один такой очень древний чин содержит ряд из двадцати двух анафем против мусульманских верований. От обращенного требуется анафематствование Мухаммеда, всех родственников пророка (каждого по имени} и всех халифов, включая Йезида (680—683).

Другие анафемы направлены против Корана; против мусульманского представления о рае, где будут иметь место все виды греха, «так как Бог не может быть постыжаем»; против многоженства; против учения о предопределении, которое ведёт к той мысли, что Сам Бог есть источник зла; против мусульманской интерпретации евангельских рассказов и коранической трактовки Ветхого Завета - и от новообращённого в христианство требуется формально отвергнуть прежнюю веру.

Двадцать вторая анафема была сохранена в чине, но теперь она звучала просто: «Анафема Мухаммеду, всему его учению и всему его наследству». Этот текст сохранился в поздних изданиях богослужебных книг.

Но многочисленные пророки и Апостолы засвидетельствовали божественность Иисуса, а Мухаммед находится в одиночестве... И как можно утверждать, что Коран выше любой критики? «Мы знаем,— пишет Лев, - что [Коран] составили - Умар, Абу-Тараб и Солман Перс, даже если и слух прошёл вокруг тебя, что он послан с небес Богом...» И также нам известно, что «некий Хадджадж, которого назначил ты правителем Персии, заменил древние книги другими, сочинёнными им самим, по собственному вкусу...» И разве ислам, младшая из двух религий, не раздирается расколами ещё более серьёзными, чем те, которые постигли древнее сравнительно с ним христианство? Эти разделения произошли в исламе, продолжает Лев, хотя он возник среди одного лишь народа, арабов, тех, кто говорит на одном языке, в то время как христианство с самого начала было принято греками, римлянами, евреями, халдеями, сирийцами, эфиопами, индийцами, сарацинами, персами, армянами, грузинами и албанцами: некоторые споры между ними были неизбежны!

В начале VIII в. преп. Иоанн Дамаскин с ужасом описывает ересь, появившуюся «во времена Ираклия»: «обманчивое заблуждение исмаильтян, предвестие Антихриста. С одной стороны, у нас есть большое число житий мучеников с описанием избиений, совершённых мусульманами — монахов из монастыря св. Саввы, шестидесяти греческих паломников в Иерусалиме в 724 г., чья смерть оборвала семилетнее перемирие между Львом III и халифатом, сорока двух мучеников аморийских, захваченных в плен во время правления Феофила, многочисленных христиан, которые, не выдержав давления, приняли ислам, а затем, покаявшись, вернулись в Церковь, как это сделали два святых в VIII в. - Вакх Молодой и Илия Новый. Неудивительно, что в обыденном представлении всякий мусульманин был ужасным и отвратительным существом; в житии св. Андрея, Христа ради юродивого, сам сатана является в облике арабского купца. Более того, арабы, занимавшие определённое место в византийском государственном управлении, имели чрезвычайно плохую репутацию в глазах народа; так обстояло дело с «сарацинами», которые, согласно житию свв. Феодора и Феофана Грантов, служили при императоре Феофиле, и с Самоной, приближённым Льва VI. В оккупированных областях христиане зачастую жили в закрытых гетто, избегая любого общения с мусульманскими властителями: когда св. Стефан, монах из монастыря св. Саввы и человек, пользовавшийся большим уважением со стороны как христиан, так и мусульман, узнал, что Илия, иерусалимский патриарх, арестован, он отказался пойти и заступиться за него, потому что знал, что это будет бесполезно.

В другой знаменательной истории рассказывается, что во время правления Михаила II после нападения на Никополь в Эпире один араб из отступающей мусульманской армии остался в горах и жил там в полной изоляции несколько лет, боясь общения с местными жителями. Однако в течение этих лет ему удаётся принять крещение. Однажды он по ошибке был убит охотником. Позже он вошёл в местный мартиролог под именем св. Варвара, так как даже имя его было не известно. Константин Акрополит, начиная свой рассказ о жизни св. Варвара, первым делом цитирует послание ап. Павла: Кол.3:11 – «где нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос». Традиционный мусульманский призыв Allahu akbar — «Бог велик» вёл не к прославлению Бога, а к насаждению мечём веры в Аллаха».И. Мейендорф. Взято из: Альфа и Омега №4 (7) 1995, 2/3 (9/10) 1996. 2Макк.12:11 – «Сражение было жестокое, и когда бывшие с Иудою при помощи Божией одержали победу, то потерпевшие поражение номады Арабы просили Иуду о мире, обещая доставлять им скот и в другом быть полезными им». 1Макк.8:12 – «А с друзьями своими и с доверявшимися им они сохраняли дружбу; и овладели царствами ближними и дальними, и все, слышавшие имя их, боялись их». Лук.4:43 – «Но Он сказал им: и другим городам благовествовать Я должен Царствие Божие, ибо на то Я послан».

Прошедшее из книги Маккавейской

Неканонически к итогу подбивает:

«Сумею так же доказать и веско,

Что не погиб и спас иных в завале?»

Иные времена, иные нравы,

Но тот же выбор душам предстоит:

Нырнуть налево, справиться ли вправо,

И вызвать на дуэль или простить?

Пытают седмерицу сыновей,

Семь душ романовских овец на заколенье.

Охватывает думу суховей:

«Родился ли для нас диктатор Ленин?»

Ещё не раз – стократно повторится,

Доколе в русло нужное войдёт,

То сковородой, то эшафотом близким

Через доносы и слепой поклёп.

И кто-то же дабросит смелый клич

Бежать от извергов, скрываяся в пещере?

Сын Илии, единственный Ильич,

Хвалами Недоступного ущедрит.

Он так же будет собирать бойцов,

Героев современности развратной;
Дух Божий Сам поможет снять засов,

Благовестить открыто, не украдкой.

Присматриваюсь к детворе, растущей

На терроризме, смертников шайтана:

Евангельская вера лишь разгонит тучи,

День воскресения сегодня же настанет.

Те маккавейские седые времена,

Сияющие мужеством примеры

Зовут, но кто, в том и моя вина,

Что до сих пор их подвиг не примерил.

В любом раскладе «всё равно умрём!»,

Так стоит ли идти на компромиссы,

За трусость бы не получить упрёк,

Там, в книгу жизни буду ли я вписан?29.06.06 ИгЛа