Вопрос 3574 : 24 т.

Почему же церковь не называет святыми переводчиков Библии на русский язык ? Разве их труд менее значим, чем перевод Кирилла и Мефодия? И кто знает, может быть, после смерти переводчики синодальной Библии тоже на небе и там радуются со Христом?

Ответ: 

В самом истинно-евангельском понимании слово «канонизация» есть вызов Богу и Страшному Суду, когда смертные человечишки решают, кто будет в раю. По плодам видно, что переводчики Библии на русский язык были людьми высокой духовной жизни и трудились для вечности. Ни у одного святого, не считая Апостолов и святителей, потрудившихся в истолковании Библии, нет стольких благодарных последователей, как у переводчиков Библии. Но дело ещё и в том, что уже несколько из них признаны и церковью святыми. Один из них — наш Алтайский Макарий (Глухарев). А где храмы в честь его, где имена при крещении в честь именно его? Прошло 150 лет и теперь канонизируют его. А что, разве до этого он был в тёмном шеоле и ждал решения дедушек в клобучках?

 «Архим. Макарий (1792-1847) зна­менит среди церковных деятелей XIX столетия прежде всего как выдаю­щийся миссионер, основатель и первый руководитель Алтайс­кой миссии (1830-1843 гг.), а также переводчик Свящ. Писания. Прот. Г. Флоровский отозвался о нём как об «одном из самых замечательных людей эпохи», а о деятельности Алтайской миссии как об «одном из самых героических и святых эпизо­дов в нашей истории». Выпускник II курса Санкт-Петербург­ской Духовной Академии (1814-1817 гг.), он был учеником и свят. Филарета (Дроздова), и прот. Г. Павского. Годы его обу­чения в Санкт-Петербурге были годами энергичного становле­ния Российского Библейского общества и первым опытом рус­ского перевода Библии. Однако обращение архим. Макария к теме перевода Свящ. Писания на русский язык произошло много позже не только его петербургского периода, но и закры­тия РБО. Побудительными причинами его переводческой дея­тельности стали практические задачи молодой миссии. После опыта первых переводов Свящ. Писания на одно из местных наречий, о. Макарий обращается к русскому языку, рассматри­вая его языком христианской миссии среди «инородцев». При этом саму миссию Русской Церкви архим. Макарий понимал предельно широко — как миссию к язычникам, иудеям, му­сульманам и, наконец, к самим православным русским, хрис­тианскую образованность которых он находил ниже всякого допустимого уровня.

 К мыслям о необходимости перевода архим. Макарий при­шёл в 30-е годы. В письме от 23 марта 1834 г. он поделился ими с митр. Филаретом (Дроздовым). По форме написания письмо представляет собой почти официальный, программный доку­мент, богословско-идеологический трактат-обоснование необ­ходимости русского перевода Ветхого Завета. Архим. Макарий настаивал на переводе, поскольку славянский язык «непоня­тен простому народу»; «перевод РБО незавершён, так как не охватывает Ветхий Завет»; «европейские народы давно имеют Свящ. Писание на своих языках»; русский перевод необходим всем многочисленным народам, живущим на территории Рос­сийской империи; «даже магометане имеют Коран на российс­ком наречии»... Его возражения противникам перевода не ли­шены изобретательности и убедительности. Он предлагает изда­ние специального журнала при Санкт-Петербургской Духовной Академии, где бы предварительно публиковались варианты переводческих трудов (когда в конце 50-х гг. работа по перево­ду будет официально возобновлена, предварительные жур­нальные публикации станут её органической составляющей). Ответа не последовало. Уверенность в неотложной необходи­мости перевода, которую не рассеяло упорное и красноречивое молчание иерарха, заставила о. Макария обратиться к офици­альным церковным и светским властям...

 В переписке в полной мере проявился характер архим. Ма­кария, который в значительной степени объясняет феномен появления его перевода в период забвения и замалчивания почина 20-х гг. Весь жизненный путь о. Макария предстает еди­ным, неутомимым духовным поиском и борением. Он неустан­но искал своё христианское призвание и предназначение. В этом поиске он шёл поистине «узким путём», на всех его этапах от­личавшимся полной самоотдачей избранному делу, бескомпро­миссностью и самоотверженностью, чуждостью и неприятием какой бы то ни было конъюнктуры. И предпринятый им в оди­ночку перевод Свящ. Писания на русский язык, ставший важ­нейшим делом его жизни, предстаёт закономерным итогом его христианской позиции. Остаётся только преклониться перед мужеством этого человека, бросившего открытый вызов офи­циальной негативной позиции, последовательно и до конца отстаивавшего свои убеждения.

 Видимо, устав ждать, что столь нужный для дела миссии пе­ревод когда-либо будет санкционирован церковными властями, архим. Макарий в 1837 г. приступает к нему самостоятельно. Перевод Книги Иова, свой первый переводческий опыт, он от­сылает в Комиссию Духовных Училищ для его издания. В сле­дующем, 1838 г., отправляет свой перевод Книги Исаии. Их судьба была предрешена самой ситуацией – оба перевода бы­ли сданы в архив Св. Синода. Только после этого публичного заявления о переводе при­шёл ответ от митр. Филарета на послание трёхлетней давности: «Беседу с вами начать надобно, кажется, с мыслей ваших о пол­ном переводе Библии на русское наречие. Вы употребили не­мало труда на изложение сих мыслей, но посев ваш пришёл не на готовую землю и не во время сеяния. Сомнения о полезнос­ти перевода, доселе сделанного, и прекословия о достоинстве его или не прекратились, или возникли вновь, так что продол­жение сего дела более угрожало бы умножением сомнения и прекословии, нежели обнадеживало бы умножением плода духовного...». Вежливая и осторожная попытка дать понять отцу архимандриту всю несвоевременность его начинания. Действительно, предпринятый о. Макарием перевод, его отк­рытое заявление о начале работы над ним прозвучали резким диссонансом официальному настрою.

 Поездка в столицу в конце 1839 г. познакомила о. Макария с литографиями перевода ветхозаветных книг с еврейского текста прот. Г. Павского. Их он начинает активно использовать при работе над собственным переводом. Отредактированный по литографиям Павского перевод книг Иова и Исайи он посы­лает уже не в Комиссию Духовных Училищ, но непосредственно в Св. Синод, сопровождая его и этому адресату пространным проектом о русском переводе Библии. В нём нет принципиаль­но новых аргументов, но тональность существенно иная. Голос о. Макария возвышается до грозного гласа ветхозаветного пророка, ревнующего о деле Божьем, в служении Которому нет и не может быть никаких компромиссов. Он возвещает, что сделанные в недавние годы переводы Свящ. Писания на рус­ский язык (подразумеваются переводы под эгидой РБО) — величайшее благословение Господне России; оставление этого богоугодного начинания — величайший грех и нечестие, за которые Россию постигли нынешние многочисленные бедствия, как-то: петербургское наводнение 1824 г., безвременная кончи­на императора Александра I, бунт декабристов, голод, пожары...

«Мягким» ответом Св. Синода на все эти «омрачающие церковное спо­койствие слова без смыс­ла», недопустимое нару­шение субординации (пи­сал он непосредственно и на имя Государя Николая Павловича!) стало наложение епитимий, которую о. Макарий отбывал, по су­ществовавшей тогда прак­тике, в доме своего правя­щего архиерея. Впрочем, и это наказание он использовал для переводческой работы, найдя в биб­лиотеке Томского еписко­па Афанасия (Соколова), своего бывшего ученика, необходимые книги и по­собия. Нужно отметить, что архим. Макарий никогда не был одинок в своей ра­боте. Вызывая в офици­альных инстанциях толь­ко гнев и раздражение, он нашёл широкую поддержку в самых разных кругах общества. Своим авторитетом священника и лич­ной увлечённостью ему удалось привлечь к труду по переводу многих лиц из своего обширного окружения. Близкие и просто знакомые люди, сочувствовавшие о. Макарию, переписывали варианты переводов. Одна из его духовных дочерей на пятом десятке лет стала изучать французский, немецкий и английс­кий, чтобы помощь в переводе была более действенной. В деле перевода он пользовался даже содействием ссыльных декабри­стов: М. А. Фон-Визина, П. С. Бобрищева-Пушкина, Н. П. Свистунова — они переводили для о. Макария современные библей­ские комментарии. Были у него помощники и среди духовен­ства: свящ. Н. Лавров, прот. Е. Остромысленский... По сути, он организовал целый переводческий коллектив, и под его нача­лом работал штат сотрудников.

 Переводил архим. Макарий только Ветхий Завет, рассмат­ривая свою работу продолжением и завершением перевода Библейского Общества. При этом он принципиально избирает еврейский, масоретский, текст как основу перевода. В этом ар­хим. Макарий полностью солидарен со своим коллегой по пере­воду и учителем прот. Г. Павским. Предпочтение еврейскому тексту он обосновывает во всех своих посланиях, начиная с письма к свят. Филарету. Аргументация его позиции доста­точно многопланова. Прежде всего, еврейский язык для Ветхого Завета — это язык «оригинала»: «Молим даровать нам полную российскую Библию на российском наречии, верно переведён­ную с оригинальных языков еврейского и эллинского». В этом выборе проявляются ожидания и чаяния получить в русском переводе ясный и понятный текст Библейского Откровения, «Библию, которая сама себя изъясняет». Здесь — ожидание обретения тайны Откровения, не только «сокрытой от веков и родов», но и затемнённой непонятным языком и непрямым пе­реводом славянской Библии: «многие места в пророческих книгах Ветхого Завета усердные христиане знали бы наизусть, если бы сии книги были столь доступны для общего разумения на российском наречии, как они вразумительны на других но­вейших языках в переводе с еврейского...». Перевод с еврейского для архим. Макария имел также миссионерское значение именно в широком понимании им задач христианской миссии: «Вот богодухновенная Библия Ветхого Завета на российском наречии в переводе с еврейского, читайте её бедным евреям; и когда они с удовольствием будут видеть, что Библия наша со­вершенно сообразна с их Библией, тогда вы [миссионеры] отк­рывайте им, каким образом Иегова ведёт их рукою Моисея и пророков к Иисусу...».

 Перевод архим. Макария демонстрирует генетическую связь с осуществлёнными до него переводами РБО и прот. Г. Павского. На зависимость своего перевода от перевода Павского вполне определённо указывал сам о. Макарий: «Я за учителем моим по Еврейской Библии следовал как ученик, а не как не­вольник, и не все мнения его принял за самые верные, но в не­которых местах удержался на других основаниях...». Видимое сходство обнаруживает перевод архим. Макария и с переводом Восьмикнижия РБО. Несмотря на то что его тираж был унич­тожен в большем своём объёме и не имел публичного распро­странения, в узком кругу он определённо был известен. Со зна­чительной степенью уверенности можно предположить, что экземпляром данного издания располагал и архим. Макарий. Можно отметить незначительные стилистические отличия в подборе отдельных слов. Перевод архим. Макария также не со­держит характерных для Восьмикнижия РБО вариантов текс­та Семидесяти, в большей степени ориентирован на еврейское произношение имён собственных.

 Перевод архим. Макария нельзя признать завершённым. Его письма и свидетельства его сотрудников показывают, что перевод постоянно редактировался. Его мечтой было окончить свою переводческую эпопею в Святой земле, где он намеревал­ся обосноваться в пещере бл. Иеронима (+420г.). Прошение в Св. Синод о разрешении на поездку, поданное в конце 1842 г., было удовлетворено только в 1847 г. Буквально накануне, когда всё уже было готово к отъезду, он занемог... Говоря о значении перевода архим. Макария, необходимо прежде всего отметить, что даже в незавершённом виде это практически полный перевод Ветхого Завета (исключая Псал­тирь, как изданную РБО). В этом отношении он объемлет и пе­ревод РБО, и перевод Павского и шире их обоих вместе взя­тых. Таким образом, перевод о. Макария предстает логическим завершением переводческой работы его предшественников. Он довёл до конца дело РБО и прот. Г. Павского, так что мож­но констатировать, что в России уже в первой половине XIX в. был осуществлён полный перевод Библии на русский язык. История милостиво отнеслась к памяти о. Макария. Заслуги его миссионерских трудов увенчались ореолом святости — на Юбилейном Архиерейском Соборе в августе 2000 г. архиманд­рит Макарий (Глухарев) прославлен как общечтимый святой. Достойный христианского пастыря путь и достойное призна­ние. Не кануло в неизвестность и переводческое наследие пре­подобного. Перевод Ветхого Завета архим. Макария был издан в «Православном обозрении» за 1860-1867 гг. Российское Библейское Общество в 2000 г. переиздало его перевод Пяти­книжия» (Тихомиров Б.А.). Сир.40:12 – «память о нём не погибнет, и имя его будет жить в роды родов». Святой Макарий, Деян.16:9 – «приди и помоги нам».

 

 У Льва просила Мышь смиренно позволенья

 Поблизости его в дупле завесть селенье

 И так примолвила: «Хотя-де здесь, в лесах,

 Ты и могуч и славен;

 Хоть в силе Льву никто не равен

 И рёв один его на всех наводит страх,

       Но будущее кто угадывать возьмётся –

       Как знать? кому в ком нужда доведётся?

       И как я ни мала кажусь,

       А, может быть, подчас тебе и пригожусь». –

       «Ты! – вскрикнул Лев. – Ты, жалкое созданье!:

 За эти дерзкие слова  Ты стоишь смерти в наказанье.

 Прочь, прочь отсель, пока жива – Иль твоего не будет праху».

 Тут Мышка бедная, не вспомняся от страху,

 Со всех пустилась ног – простыл её и след.

 Льву даром не прошла, однако ж, гордость эта:

 Отправяся искать добычи на обед, Попался он в тенёта.

       Без пользы сила в нём, напрасен рёв и стон,

       Как он ни рвался, ни метался,

       Но всё добычею охотника остался,

       И в клетке напоказ народу увезён.

 Про Мышку бедную тут поздно вспомнил он,

 Что бы помочь она ему сумела,

 Что сеть бы от её зубов не уцелела

 И что его своя кичливость съела.

 Читатель, истину любя, Примолвлю к басне я, и то не от себя -

 Не попусту в народе говорится:

 Не плюй в колодезь, пригодится Воды напиться. Крылов. 1833