Среди магометан трудятся миссионеры в России?

Ответ:

Данных не имею. Спиридон до 1917 года имел общение с ними. Его воспоминания не закончены – помешала смута. В тюрьме были и такие случаи: «Это был магометанин. Не было случая, чтобы он когда-либо оставлял духовно-нравственные беседы и церковную службу. В церкви он начинал молиться по-своему, потом постепенно переходил и на наш христианский обычай молиться. Молился он всегда искренне и горячо. Один раз он пожелал видеть меня, чтобы по душе, как он говорил, побеседовать со мной. Его звали Али. Али начал со мной говорить о том, как ему нравилось, когда я в беседе с арестантами говорил о том, что, кроме нашего земного мизерного мирка, существует ещё бесчисленное множество миров с их солнцами, которые имеют бесконечное множество оттенков разных цветов. «Если бы было возможно, – говорил я им, – снарядить такую экспедицию, которая с одной планеты на другую переносилась бы с быстротой светового луча (а световой луч в секунду проходит 280 тысяч вёрст), и если бы эта экспедиция странствовала по этим мирам сто миллионов лет, то она топталась бы только на одном месте, потому что перед нею раскрывались бы ещё и ещё непочатые части вселенной! И все эти миры, если бы были населены подобно нам разумными существами, то они, жители бесконечных миров, не могли бы иметь более чистой и совершенной по святости и по своему моральному совершенству религии, как христианство. Али заинтересовали мои слова, и как-то он спрашивает: «Если христианство есть такая великая вера во Христа, что она самая святая и совершеннейшая во всей вселенной, то разве, когда мы умрём, так будем верить по-христианскому? А где же будет тогда наш пророк Магомет?» «Добрый Али, и Магомет ваш получит там по своим делам, я, дорогой мой, не думаю, чтобы он Богом был окончательно отвергнут. Бог, как истинный Отец людей и Творец вселенной, всех любит, милует и о всех промышляет, заботится, рождает, кормит, выращивает и по делам всем всё воздает». «Батюшка, наш мулла говорит, что только одни магометане спасутся и после смерти к Богу пойдут, а другие, как христиане, евреи, китайцы, пойдут к шайтану». «Милый Али, ты – женатый?» «Да, женатый. У меня три жены есть». «Скажи мне, Али, если у тебя от всех трёх жен были бы дети и из них два, три были бы слепы, как ты думаешь, всех бы ты считал их своими детьми или нет?» «Конечно, все мои дети, и я, как отец, любил бы всех, а слепых ещё более». «Так, Али. И Бог всех нас, без исключения народностей и вероисповедания, любит такою бесконечною любовью, что наша самая сильнейшая любовь, сравнительно с любовью Божиею, то же, что осколок льда с солнцем!»

Али при этих словах молитвенно поднял свои руки и, приложив их к голове, медленно произнёс: «Аллах! Это так учит христианство?» «Да», - ответил я ему. «Подождите, подождите, батюшка, я ещё хочу вас спросить. Почему же вы, христиане, не лучше нас живёте? Мы водку не пьём, а вы почти все, и бабы ваши окончательно спились. Мы более вас справедливы, верны, а вы почти все сделались жестокие, неверные, лживые и обманщики. Наши бабы так скверно не живут, как ваши. Ваши все, особенно городские, имеют мужей, а ходят по другим и грешат бессовестно. Наши муллы не пьянствуют, не ругаются матерью, а ваши попы, – вы, батюшка, извините меня, – как свиньи напиваются. Почему же вы так живёте? Почему вы не живёте по своей христианской вере?» Мне было сказать ему нечего. «Знаешь, Али, у всякого есть своя воля и свобода и поэтому каждый живёт так, как ему хочется». «Нет, батюшка, так могут жить только одни звери, животные и птицы. Для человека прежде всего должен быть Бог. Я думаю, – продолжал магометанин, – у Бога больше воли и свободы, чем у человека, а Он не грешит, знает, что Он Бог. Так и христианин не должен грешить, зная что он христианин. Ты мне, батюшка, достань ваше Евангелие на татарском или турецком языке, такое Евангелие есть?» «Есть», - ответил я.

Простившись с магометанином, я поехал в город, заехал в библейское общество, купил ему на татарском языке Евангелие и через ученика миссионерской школы отправил ему в тот же самый день. Приезжаю опять в тюрьму, устраиваю с арестантами беседы. Смотрю, моего Али нет. Через дня два после этого служу литургию, смотрю, Али моего и тут нет. Я задумался о нём, но не решился даже спрашивать надзирателя. На следующей неделе я опять приехал в тюрьму и с собою привёз отца Ивана, священника из бурят. Смотрю по сторонам храма и также не нахожу этого Али. Уже через месяц Али приходит ко мне в церковь, молится по-магометански. По окончании литургии магометанин подошёл ко мне и спросил меня: «Батюшка, мне можно у вас покаяться?» «Можно», - говорю. «Ну, так я хочу покаяться». Арестант с горячими слезами высказывал свои грехи. Наконец вздохнул и сказал: «Мне учение Христа очень нравится; пожалуй, я скоро буду христианин». «Нет, Али, ты, мой дорогой, подожди креститься, а вот постарайся хоть один месяц так жить среди арестантов, как вот учит Евангелие». «Хорошо, – ответил Али. – Я так и буду жить; будут меня ругать, бранить, а я за них буду молиться, буду им все приносить, убирать, не буду сердиться, буду всех любить и пойду со своими арестантами мириться. Я вот месяца два как с ними побранился, значит, пока креститься не стоит?» «Да, пока повремени, мой Али».

Али вышел из церкви и отправился в свою камеру. Проходит месяц, другой, я Али не вижу. Как-то служу я вечерню, смотрю, Али стоит в церкви. Кончилась вечерня, Али ждёт меня. «Я, батюшка, – забасил Али, – ещё хочу покаяться». Хорошо», - ответил я. Али в эту исповедь с самого детского возраста все свои грехи высказал. Когда кончилась исповедь, Али поднялся на ноги и промолвил мне: «Я скоро буду христианином. Я как стал жить этот месяц по Евангелию, то куда и скорби, печаль девались, мне хочется всех любить и всем делать только добро». |Через месяц после этого я его крестил».

«Этот мулла, как он рассказывал мне, был сослан на каторгу за какой-то бунт в Ферганской области. Удивительный этот мулла! Сколько в нём доброты, духовности и необыкновенной кротости. Он меня встретил на каторге. «Батюшка, я желал говорить Вам», – сказал мне мулла. «Хорошо, дорогой мулла, в чём могу служить Вам?» «Это мини домой надо, жена есть, дети есть, кишмиш есть, надо домой». Говоря это, мулла плакал, и мне до глубины души было жаль его, особенно, когда катились слезы по его убелённому сединою старческому лицу. «Я, - продолжал мулла, - семь год каторги. Ферганско область наша жиль. Бог молился мулла. Наша бунт был, меня каторгу судил».

При нём был ещё один татарин, и он мне рассказал о нём, как и за что осудили его. Жаль мне было муллу. Он действительно какою-то внутреннею духовностью, как магнитом, влёк меня к себе. Я до глубины души был очарован им. Я решил спросить его, почему он такой симпатичный, добрый? Он ответил мне: «Утро я молился Бог, обед молился Бог, вечер молился Бог, ночь молился. Бог – это такой моя стал. Два раза Аллах моя видел!» Сказав это, мулла, приложив руки к глазам, заплакал. Я понял, что его таким добрым сделала молитва, и он два раза в жизни сподобился, удостоился видеть Святое Видение. Я поцеловал муллу. Когда же вышел мулла из каторги и явился ко мне в Читу с читинским муллой, то, свидетель Бог, я его встретил, как своего родного отца, и мы в это время один другому бросились на шею, орошая один другого горячими слезами. Он приходил ко мне на квартиру несколько раз. Когда же он уехал домой, то в год письма четыре посылал мне и при каждом письме в конверт клал целковый, тоненький носовой платок. В своих письмах он благодарил меня и затем каждый раз звал меня к себе в гости. Писал мне даже в Каменец-Подольск. Вот уже три года, как я от него ничего не получаю; по всей вероятности, он отдал свою душу в руки «Аллаха». Дивный этот мулла, его лицо, его движения, его взор свидетельствовали, что он воистину был великий молитвенник Божий. Бывало, когда он приходил ко мне один на квартиру, мы только лишь один на другого смотрели и вместе с ним плакали. Его лицо настолько было одухотворено, что я впивался в него своими глазами, и мне всё хотелось и хотелось смотреть на него. Да не лишит его Господь Бог Своей богатой милости. Этот мулла был второй Корнилий Сотник, только тот был военный, офицер, а этот священник, мулла магометанский».

«Арестант этот средних лет, крепко сложен. Во время исповеди арестантов я слышу звон кандалов. Обращаюсь назад, смотрю: стоит патруль с арестантом. Я ещё не успел сообразить, зачем патруль с арестантом пришёл в церковь, как слышу: «Батюшка, эй, батюшка! Я хочу исповедаться. Я магометанин, хочу свои грехи рассказать», – сказал перс. «Хорошо, друг мой, я тебя исповедаю». «Давай сейчас, моё сердце болит, тяжело мне», - промолвил арестант. Я подвёл его к аналою и хотел было без возложения на него епитрахили исповедать его, но он заметил это и говорит: «Твой фартук клади на меня». Я возложил на него епитрахиль. Перс пал на колени и так горячо исповедался у меня, что я даже желал бы перед смертью так исповедаться, как он исповедался у меня. Когда я кончил исповедовать магометанина, то он встал, поцеловал крест и Святое Евангелие и говорит мне: «Теперь мне легче стало на душе. Вы, батюшка, завтра или сегодня зайдите ко мне, я один своя камера живу».

Я на следующий день действительно зашёл к нему. Перс попросил меня сесть на стул, а сам, стоя, начал мне говорить так: «Я, батюшка, много раз читал Коран, читал Евангелие ваше. Наш Коран велит бить людей гяуров, не магометан, а ваше Евангелие бить людей другой веры, другой народ не велит. Я думал, думал да и сказал себе, нет, Христос честнее и больше людей любит, чем наш Магомет пророк. Мир ему. Я так думал: если моя дети жил плохо, я сердился, если дети будут после хорошо жить, любить меня, делать, что я им скажу, я опять будешь любить их и прощу их. Так и Христос говорит: покаяться нужно, и Бог простит. Это я понял; что Евангелие вернее, чем Коран. Я теперь сказал все свои грехи Христу. Он ведь меня слышал?» «Да, - говорю я, Он всё знает и всё слышит». Деян.4:12 – «ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись». 1Иоан.1:7 – «если же ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом, и Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха».

Двинулась потоком Антиоха рать

С тем, чтоб Иудею грозно покарать.

И смутились люди, и со всех сторон

Поднялись в народе жалоба и стон.

Маккавей Иуда, нечестивых бич,

К Божьему народу кликнул громкий клич.

И, собрав дружину под единый стяг,

Двинулся к Вифезде, где скрывался враг.

Ревностью священной к Господу палим,

На пути дружины в Иерусалим

Им предстал внезапно, светел и могуч

Ангел в белых ризах, как денницы луч,

Искрились доспехи ратные на нём,

И сияли взоры Ангела огнём;

Меч победоносный был в руках его,

На челе – победы близкой торжество.

И благоговейный, радостный восторг

Гимны славословий из груди исторг.

Двинулись народы за вождём своим,

И напор их грозный был неодолим:

Громко призывая имя Еговы,

Кинулись ряды их на врагов, как львы,

И одним ударом, смяли и смели,

Как дыханье бури, их с лица земли. Н. Григорович

• < Назад
• Вперёд >