Сергианство – это предательство дела Божия за чечевичную услугу от мира сего. А разве в зарубежной церкви не угождали царям, чтобы можно было сохранить свою церковную структуру?

Ответ:

Иеговистам такой упрёк никто не представит, ибо они были гонимы и у Гитлера, и у Сталина.

Открытое письмо епископу Манхэттенскому (РПЦЗ) Гавриилу.

“Владыко, благословите! Прочитал Ваше интервью и ответ на комментарий редакции РЛ (Русская Линия) и захотелось написать Вам небольшое письмо. Что касается Вашего отношения к позиции клириков РПЦ МП по поводу декларации митрополита Сергия, тут всё очевидно и правильно. Мне тоже непонятно, почему они не могут от неё отказаться, тем более, что сегодня это совсем нетрудно сделать. Видимо, тут причина глубинная. Сергианство – это не позиция митрополита Сергия, а некоторое явление в церкви, которое возникло задолго до его рождения. Под сергианством надо понимать союз некоторых представителей высшей иерархии и враждебного православию государства, устроенный для процветания (согласно представлениям этих представителей) и благоденствия церковной организации. Для церковной пользы, по выражению митрополита Никодима (Ротова). Хочу подчеркнуть: именно союз, а не подчинение. Для самой церкви этот союз оборачивается порабощением. Мало кто знает, что в истории Константинопольской церкви мы найдём более страшные примеры «сергианства», чем в России. Более того, весьма вероятно, что митрополит Сергий в своей новой церковной политике копировал деятельность константинопольских патриархов. Наиболее известный исторический пример «сергианства» – это предписание православным гражданам Османской империи молиться о победе турецкого султана в войне с Россией.

Мало кто знает, что даже такой патриарх, как Григорий V, повешенный на вратах перед патриархией, активно боролся против освободительного движения греков. Он предал анафеме Александра Ипсилантиса и участников восстания, а в 1807 году, когда английский флот подошёл к Стамбулу, он по личной инициативе вывел 30 тыс. греков на защиту города. Его гибель – явное следствие неудачной попытки служить двум господам. А его современник, Иерусалимский патриарх Анфим, пошёл дальше и напечатал по указанию султана брошюру под названием «Отеческое наставление», в которой, в частности, заявлял, что Божественное провидение утвердило турецкое господство на том месте, где прежде владычествовали византийские императоры, наклонные к западным ересям, с той целью, чтобы эта новая власть сделалась охранительницей народа от заблуждений. Стремление греков к освобождению он называл порождением дьявола, а увлекшийся ложной свободой лишается жизни вечной. Обратим внимание, что митрополит Сергий заявил только, что верующий православный человек может быть достойным гражданином советской родины. Пользуясь благоволением султанов, Константинопольские патриархи взяли такую власть, которой они не имели в Византийской империи. В организационном смысле для Константинопольской патриархии наступило в эти годы процветание. Активно шла эллинизация славянского населения, были ликвидированы усилиями Константинопольского патриарха Печская и Охридская автокефалии. Патриархи фактически стали самодержцами, а православная церковь – государством в государстве. Дело дошло до того, что все епископы на территории Османской империи оказались в подчинении у патриарха, включая, как это не удивительно, даже Иерусалимский и Александрийский патриархаты. Власть предстоятелей этих церквей стала номинальной, и жили они в Константинополе. Создалась некая монархия, основанная на беспрекословной дисциплине. Священники стали фактически рабами епископов, и частенько именно как рабы, работали на земельных наделах епископов. В то же время высшая иерархия ввела порядок поставления патриарха за взятку султану. Причём достоверно известно, что это было чисто церковное изобретение. Благодаря этому церковные перевороты стали делом совершенно обычным.

Зарубежная церковь справедливо обвиняла Московскую Патриархию в насаждении ложного послушания, в решении организационных проблем за счёт духовных ценностей и даже догматических истин. Для сергианства характерна ситуация, когда организация становится самоценной и своё благоденствие ставит превыше всего. При этом оказывается вполне логичным поступиться истиной и участвовать в экуменическом братании с еретиками или благодарить убийц святых мучеников и гонителей Церкви за заботу о ней. Так что приходится признать, что явление сергианства не может быть сведено к одной декларации митрополита Сергия. Чем, как не неосергианством, можно назвать отношения церковных руководителей и послеперестроечных государственных деятелей? И надо требовать отказа не от декларации митрополита Сергия, а осуждения самого явления сергианства. Но тут надо отметить, что ныне Зарубежная церковь не ставит в вину православным священнослужителям весьма тесные контакты с сомнительным во всех отношениях режимом. Этой проблемы нет? Почему? Очевидно потому, что, по мнению Зарубежной церкви, проблема сергианства умерла с крушением советского государства. Сейчас произошло, так сказать, возвращение к завоеваниям февраля, и проблема сергианства отпала. Что же следует из этого? Прежде всего, что в понимании церковных руководителей РПЦЗ существовало деление на плохую советскую церковь и хорошую антисоветскую, что эта антисоветская церковь построена была на идеалах свободного западного мира, то есть, в применении к нашей стране, на идеалах февраля. Соответственно, в понимании некоторых представителей РПЦЗ ныне для Церкви создалась идеальная ситуация. Это мнение подтверждается и тем, что РПЦЗ наследовала идеал свободной церкви. Свободной от монархической опеки. Опять же, мало кому известно, что почти все архиереи в 1917 году приветствовали свержение Самодержавия. По их мнению, в тот момент для церкви наступила долгожданная свобода. Хотя, надо отметить, что будущий первоиерарх РПЦЗ архиепископ Анастасий (Грибановский) был одним из немногих архиереев, хотя и выразившим лояльность новому режиму, но не ликовавшим по поводу революции. Митрополит Антоний (Храповицкий) для многих зарубежных православных христиан и поныне почитаемый, если не как святой, то как великий авва, хоть и не ликовал, но в туманных и путаных выражениях призывал свою паству к лояльности Временному правительству.

Но можно ли скидывать со счетов, что именно он был фанатичным борцом за восстановление патриаршества в самый неподходящий момент для Российского государства. Тогда фразами о восстановлении канонического строя в церкви прикрывались либералы и революционеры. Поэтому митрополит Антоний недвусмысленно заявил после революции: «Господь наказал Государя и Государыню, как некогда праведнейшего Моисея, отняв у них царство за то, что они противились Его воле, ясно выраженной Вселенскими Соборами касательно Церкви». Восстановление патриаршества, в понимании митрополита Антония, есть возрождение некой мощной организации с единым центром. Естественно, возрождать митрополит хотел не какое-то абстрактное патриаршество, а государство в государстве периода Османской империи. То самое, которое было настолько сильно в земном плане, что не очень печалилось о сокрушённой Византийской империи. Значение монархии, да и русского народа, он понимал вполне в духе греческих националистов, заражённых идеей воссоздания некоей национальной греческой монархии в границах Византийской империи. «Для нас же, русских, напротив, только получится нравственное удовлетворение в случае победоносного исхода войны, если священный град Равноапостольного Константина и кафедра Первенствующего иерарха всего мира (видите, митрополит Антоний вполне поддерживает папистские устремления константинопольских епископов, а учение о Москве как Третьем Риме для него просто не существует) опять восстановит своё значение, как светильника православной веры, благочестия и учёности, и будет собою объединять славянский север, эллинский юг и сиро-арабский и грузинский восток, а также привлекать к возвращению в церковь русских раскольников, болгарских отщепенцев (а ведь Русская Православная Церковь относилась к «отщепенцам» совсем иначе), австрийских униатов и восточных еретиков-монофизитов разных наименований…» («Пастырь и паства». Харьков, 1916). А вот достойный комментарий его последователей: «Замечательным памятником этих воззрений митр. Антония явилась его статья «Чей должен быть Константинополь?» В виду вероятной возможности овладения бывшими землями Восточной (Византийской) Империи в ходе войны (Первой Мировой), митр. Антоний составил целый проект, суть которого сводилась к следующему: Россия должна освободить Константинополь и восстановить там греческую монархию; далее Россия должна освободить Сирию и Палестину, подчинив их своему православно-национальному влиянию… Итак, митрополит Антоний раскрывает перед нами идею Вселенской Православной Церкви в её взаимодействии с имперской монархией, причём именно пронизанность христианством делает эту Империю могучим орудием в руках Церкви, орудием в деле привлечения народов к Православию и, в конечном итоге, к их спасению». Негативно первый предстоятель зарубежной церкви отнёсся и к идее канонизации Царя-мученика Николая в переписке с публицистом Павловичем. Очевидно, что самодержавие имело для митрополита второстепенную ценность, главное было восстановить патриаршество, и та власть для него была хороша, которая это обеспечила бы или хотя бы позволила.
Высказываясь по поводу дискуссии о симпатиях некоторой части РПЦЗ к фашистской Германии, Вы, владыка, также показали себя сторонником западных ценностей: «В 1938 году и расстановка сил в мире, и отношение мира к Германии ни в чём не походили на те, которое начали складываться двумя-тремя годами позже. Не забудем хотя бы, что в 1936 году в Германии прошли Олимпийские игры, в которых участвовали все западные государства. О всем известном Мюнхенском соглашении 1938 года и о Московском договоре 1939-го и упоминать не стоит». Разве отношение «свободного» мира к Германии может как-то повлиять на духовную оценку немецкого национализма? Для нас он всегда останется близнецом-братом большевизма. Ведь и тот, и другой делали в своей политике опору на самый организованный и, на тот момент, оторванный от духовных корней рабочий класс. Только большевизм опирался на пролетарский интернационализм (космополитизм), а национальный социализм – на традиционный немецкий национализм. Но цель у них была одна: новый мировой порядок, где гегемонами были бы, соответственно, – мировой пролетариат или немецкий народ (фактически, немецкий пролетариат). Гитлеровские власти не были столь последовательны в уничтожении христианства, как их большевистские коллеги, но продиктовано это было временной необходимостью. В действительности же, немецкие партайгеноссе точно так же ненавидели христианство, как и большевики. Свидетельство тому воспоминания сына Мартина Бормана.
Поэтому непонятно, как мог православный архиерей написать Гитлеру подобные строки: «Лучшие люди всех народов, желающие мира и справедливости, видят в Вас вождя в мировой борьбе за мир и правду. Мы знаем из достоверных источников, что верующий русский народ, стонущий под этим рабством, ожидающий своего освобождения, постоянно возносит к Богу молитвы, чтобы Он сохранил Вас и дал Вам Свою всесильную помощь». (Митрополит Анастасий (Грибановский), 12.06. 1938 г.).

Хочу спросить: почему, если многие православные люди в России, а я думаю их большинство, осознали духовный вред декларации митрополита Сергия, почему же верующие русской зарубежной диаспоры не могут сделать то же в отношении, пусть менее значительного, но аналогичного явления? Мне кажется, суть в том, что сергианство имело такое же распространение и в среде зарубежья. Только власти были другие и востребованность православной церкви за рубежом была гораздо меньше, чем в России. Иллюстраций привести по этой теме можно предостаточно: «…Русские страстно ждут прихода благословенного часа своего освобождения. Русский народ стоит перед дилеммой – либо использовать нападение Германии на Сталина для своего освобождения от советского ига, либо, подчинившись Сталину, навсегда отказаться от надежды стряхнуть с себя оковы коммунистического рабства. Ныне в первый раз Россия имеет возможность вернуться в лоно великой семьи тех цивилизованных наций, которые исповедуют принципы социальной справедливости и политической свободы». Под этим письмом Рузвельту стоит подпись епископа Виталия (Максименко). Или благодарственная телеграмма президенту Рейгану, посланная в 1985 году собором епископов Русской православной Церкви Заграницей: «Благодарим Вас от всего сердца. Мы молим, чтобы Господь сохранил Вас в добром здравии и подал Вам силы для Вашей деятельности, которая так важна для Соединённых Штатов на том посту, на который Он Вас поставил для исполнения его Божественной Воли» (Церковная Жизнь. 1985. N9-10). Для русского человека подобные заявления просто непонятны. Чем же Рейган лучше Брежнева, а США лучше СССР?! И там, и там власть была враждебна к христианству, только методами пользовалась разными. Современный русский православный человек изведал и коммунистический образ жизни, и западный. Вывод можно сформулировать словами известной поговорки: «хрен редьки не слаще». Хотя надо отметить, что при советской власти (брежневского периода) не было такого морального и физического развала, как теперь, а храмы пусть в малом количестве были открыты и посещать их можно было совершенно свободно. Создаётся впечатление, что для многих представителей РПЦЗ воссоединение с РПЦ МП стало возможным только потому, что сегодня последняя также стала выражать приверженность идеалам западного мира. Для православного человека существует только один идеал государственной власти: православная монархия. Однако находятся у нас представители духовенства, которые заявляют, что ныне впервые церковь стала свободной, имея в виду весь константиновский период истории церкви. Такое впечатление, что многие в РПЦЗ разделяют это мнение. Как говорилось выше, почти все архиереи после февральской революции были едины в ликовании по поводу мнимой свободы… Интересно узнать, как теперь относятся в РПЦЗ к такой «свободе» церкви. Такое впечатление, что многие иерархи и церковные деятели РПЦЗ идеалом государственного устройства считают не монархию, а иерократию, при которой государство подчиненно представителям священной иерархии. На худой конец, сойдёт и демократия, обеспечивающая якобы невмешательство государственных органов в дела церкви.

Контроль со стороны мирян в лице Царя чрезвычайно удручал иерархов 19 века, а нынешних делает сторонниками демократии. Причём, как зарубежных, так и российских. Собственно, эта «свобода» и составляет сердцевину сергианства, процветшего как в Советской России, так и в Османской империи, так и в Российской империи предреволюционного периода, так и в Германии и США в недавнем прошлом. Если же касаться личности митрополита Сергия, то разве мы не найдём подобной и в РПЦЗ? Бесспорно, это епископ Григорий (Граббе). Разница состоит только в том, что о первом написано множество разоблачительных статей и исследований, о втором до сих пор шепчут на ухо. Но всё же, даже по официальным материалам можно узнать о епископе Григории достаточно много. Тут и авантюра (до сих пор покрытая мраком тайны) с лжецаревичем Алексием Голеневским, тут и подозрения в принадлежности масонству и контактах с американскими спецслужбами, тут и скандальная деятельность его сына, всегда находившая защиту у отца и многое другое. Почему же у РПЦЗ нет мужества признать подобные грехи? Надо отметить, что епископ Григорий до конца разделял, поддерживал и распространял ложные догматические воззрения митрополита Антония. Он же является и отцом суздальского раскола.Наверное, специалист по истории Русской православной церкви заграницей найдёт гораздо больше негативных моментов. Но я не ставлю себе такой цели. Вы справедливо упрекаете РПЦ МП в разнообразных нарушениях церковной жизни, почему же нет мужества то же сделать в отношении РПЦЗ? Мне кажется, необходимо дать глубокий анализ такому явлению, как сергианство, и осудить его. Многие церковные люди ещё задолго до перестройки читали книги, изданные в Джорданвилле и в Мюнхене. И мы благодарим Вас и всех русских людей в рассеянии за это. Для нас русское зарубежье было островком старой дореволюционной России, хранившим как православную веру, так и русские традиции. И вот теперь одна часть РПЦЗ собирается безоговорочно капитулировать перед тем, кого обличали, другая не собирается, но не желает ни аргументировать свою позицию, ни выставить жёсткие требования, третья же просто объявила Русскую Православную Церковь безблагодатной и подтверждает своей деятельностью ещё раз всем известную истину, что от великого до смешного только шаг.

Мы ждём от РПЦЗ не хвалебных отзывов о президенте Путине, не бесконечных совместных заседаний и обсуждений возможности соединения, а чёткой и ясной позиции по ряду вопросов, в том числе сергианству, экуменизму и, вообще, состоянию Православной Церкви в России. Надо отметить, что у РПЦЗ есть ещё одна возможность помочь восстановлению православия в России, и она состоит не только в правильной позиции по указанным вопросам. Дело в том, что, ступив на путь воссоединения Русской Церкви, иерархи РПЦ МП фактически признали РПЦЗ как церковь и закрыли рот многочисленным и услужливым критикам. В то же время приходы РПЦЗ на территории России продолжают существовать. Возникает уникальная ситуация: две православные церкви и одна паства. Имеет ли РПЦЗ духовные и физические силы действовать мудро и взвешенно в этой ситуации и явить России православие во всей своей чистоте и силе?
Простите, владыко, за, быть может, излишне резкие высказывания, но как русский человек я не могу относиться равнодушно к процессам, происходящим в Русской Зарубежной Церкви”. http://www.rusk.ru/st.php?idar=1002399

Гал.1:10 – “У людей ли я ныне ищу благоволения, или у Бога? людям ли угождать стараюсь? Если бы я и поныне угождал людям, то не был бы рабом Христовым”. 1Фесс.2:4 – “но, как Бог удостоил нас того, чтобы вверить [нам] благовестие, так мы и говорим, угождая не человекам, но Богу, испытующему сердца наши”. 2Кор.12:19 – “Не думаете ли еще, что мы [только] оправдываемся перед вами? Мы говорим пред Богом, во Христе, и все это, возлюбленные, к вашему назиданию”. Деян.4:19-20; 5:29 – “Но Пётр и Иоанн сказали им в ответ: судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога? Мы не можем не говорить того, что видели и слышали. Пётр же и Апостолы в ответ сказали: должно повиноваться больше Богу, нежели человекам”.

Печальный Демон, дух изгнанья, Летал над грешною землёй,

И лучших дней воспоминанья Пред ним теснилися толпой;

Тex дней, когда в жилище света Блистал он, чистый херувим,

Когда бегущая комета Улыбкой ласковой привета

Любила поменяться с ним,.. Когда сквозь вечные туманы,

Познанья жадный, он следил Кочующие караваны

В пространстве брошенных светил; Когда он верил и любил,

Счастливый первенец творенья!

Не знал ни злобы, ни сомненья.

И не грозил уму его Веков бесплодных ряд унылый...

И много, много... и всего Припомнить не имел он силы!

Давно отверженный блуждал В пустыне мира без приюта:

Вослед за веком век бежал, Как за минутою минута,

Однообразной чередой. Ничтожной властвуя землёй,

Он сеял зло без наслажденья. Нигде искусству своему

Он не встречал сопротивленья – И зло наскучило ему.

…Но, кроме зависти холодной, Природы блеск не возбудил

В груди изгнанника бесплодной

Ни новых чувств, ни новых сил;

И всё, что пред собой он видел, Он презирал иль ненавидел.

…Что если б Демон, пролетая, В то время на неё взглянул,

То, прежних братий вспоминая, Он отвернулся б - и вздохнул...

И Демон видел... На мгновенье Неизъяснимое волненье

В себе почувствовал он вдруг. Немой души его пустыню

Наполнил благодатный звук – И вновь постигнул он святыню

Любви, добра и красоты!.. И долго сладостной картиной

Он любовался - и мечты О прежнем счастье цепью длинной,

Как будто за звездой звезда, Пред ним катилися тогда.

Прикованный незримой силой,

Он с новой грустью стал знаком;

В нём чувство вдруг заговорило Родным когда-то языком.

То был ли признак возрожденья? Он слов коварных искушенья

Найти в уме своем не мог... Забыть? — забвенья не дал Бог:

Да он и не взял бы забвенья!..

И дик и чуден был вокруг Весь Божий мир; но гордый дух

Презрительным окинул оком Творенье Бога своего,

И на челе его высоком Не отразилось ничего…

Как слёзы, мерно друг за другом; И эта песнь была нежна,

Как будто для земли она Была на небе сложена!

Не Ангел ли с забытым другом Вновь повидаться захотел,

Сюда украдкою слетел И о былом ему пропел,

Чтоб усладить его мученье?.. Тоску любви, её волненье

Постигнул Демон в первый раз; Он хочет в страхе удалиться...

Его крыло не шевелится!.. И, чудо! из померкших глаз

Слеза тяжелая катится... Поныне возле кельи той

Насквозь прожжённый виден камень

Слезою жаркою, как пламень, Нечеловеческой слезой!..

В пространстве синего эфира Один из ангелов святых

Летел на крыльях золотых, И душу грешную от мира

Он нёс в объятиях своих. И сладкой речью упованья

Её сомненья разгонял, И след проступка и страданья

С неё слезами он смывал. Издалека уж звуки рая

К ним доносилися - как вдруг, Свободный путь пересекая,

Взвился из бездны адский дух.

Он был могущ, как вихорь шумный, Блистал, как молнии струя,

И гордо в дерзости безумной Он говорит: «Она моя!»

К груди хранительной прижалась, Молитвой ужас заглуша,

Тамары грешная душа – Судьба грядущего решалась,

Пред нею снова он стоял, Но, Боже! – кто б его узнал?

Каким смотрел он злобным взглядом,

Как полон был смертельным ядом

Вражды, не знающей конца, – И веяло могильным хладом

От неподвижного лица.

«Исчезни, мрачный дух сомненья! - Посланник неба отвечал: -

Довольно ты торжествовал; Но час суда теперь настал -

И благо Божие решенье! Дни испытания прошли;

С одеждой бренною земли Оковы зла с неё ниспали.

Узнай! давно её мы ждали! Её душа была из тех,

Которых жизнь - одно мгновенье Невыносимого мученья,

Недосягаемых утех:

Творец из лучшего эфира Соткал живые струны их,

Они не созданы для мира, И мир был создан не для них!

Ценой жестокой искупила Она сомнения свои...

Она страдала и любила - И рай открылся для любви!»

И Ангел строгими очами На искусителя взглянул

И, радостно взмахнув крылами, В сиянье неба потонул.

И проклял Демон побеждённый Мечты безумные свои,

И вновь остался он, надменный, Один, как прежде, во вселенной

Без упованья и любви!.. Лермонтов

• < Назад
• Вперёд >