Вопрос 3902: 27 т.

Размер шрифта: Уменьшить - Норма Увеличить +

Я приносила старообрядцам Ваши книги, а потом они перестали брать и сказали, что Вы отлучены от церкви. Что они имеют в виду?

Ответ:

Они имеют в виду свою обычную ложь, темноту и свирепость. Я был оклеветан о. Павлом Морозовым (может, это Павлик Морозов уже вызрел для более важных доносов?), что увёл якобы всю молодёжь к баптистам. Я об этом уже отвечал немного в 11 т. “…открытым оком, вопрос 2406. Потом меня обласкали в архиепископии, а священник Сахаров даже обнял и поцеловал, похвалив, что мы всю эту клевету выдержали достойно, и сказал, что кляузу возвёл на нас протоиерей, бывший духовник архиепископа о.Павел Морозов. Нам дали вот эту бумагу:

“Божиею милостию Иосиф, старообрядческий архиепископ Московский и всея Руси. Сентября 22, 1969 г. Москва,52, Рогожский посёлок, д.29. Тел. Ж 3-26-87

Г.И.Х.С.Б.п.н. Настоятелю церкви во имя Рождества Пресвятыя Богородицы в г. Новосибирске священнику Трофиму Артемьевичу Гребнёву. Извещение. Благоговейный иерей о. Трофим! Сообщаем Вам, что старообрядческую архиепископию посетили прихожане Новосибирской общины супруги Игнатий и Надежда Лапкины, состоящие в отлучении от церкви за молитвенное общение с баптистами. Принимая во внимание искреннее раскаяние в допущенном соблазнительном поведении и обещание впредь не общаться в молитве с инаковерующими, считаем возможным снять с Игнатия и Надежды епитимию отлучения и допустить их к церковному общению с верными. Основанием для снятия епитимии послужило также Ваше, о. Трофим, письменное свидетельство об исправлении отлучённых. Благословляю Вас, о. Трофим, принять Игнатия и Надежду в церковное общение и поручаю Вам, как духовному отцу, иметь о них пастырское наблюдение. Бог вам в помощь. Призываю на Вас мир и Божие благословение. Смиренный Иосиф арх. Московский и всея Руси”.

В это время мы уже переехали в Барнаул и я ни разу больше не был у старообрядцев на их молениях. Ни разу! Мне этого уже было вполне достаточно и я совершенно твёрдо уверовал в то, что у старообрядцев трудиться в Евангельском духе, благовествовать, миссионерствовать не дадут никогда! Так от какой же печной трубы могли меня они отлучать и за что, если я уже работал печником не у них? Но когда я уезжал в Америку в 1992 г., то был у них в архиепископии и они (архиепископ Алимпий, его брат Леонид и ещё несколько человек с Антоновым Александром вкупе) очень хотели, чтобы я был у них на их условиях. И я тогда сказал: “Сначала проверьте, на каком я счету у вас”. И секретарь очень долго искал и ничего не нашёл. И Алимпий сказал: “Будем считать, что ничего не было”. Я же просил на это их “яко небымши” написать опровержение и разослать старообрядцам. Когда же я пришёл первый раз на исповедь в Покровский собор к о. Симеону Титову (МП) и рассказал ему всё, спросив, могут ли старообрядцы налагать на отошедшего от них прещения, то он только посмеялся над такою мыслью. Книги же мои не читают старообрядцы вовсе не поэтому, а как сказала одна из них моей сестре: “Игнатий ссылается на Библию, а я её не читаю и не люблю”. Им до моих книг ещё расти не одно столетие. Дан.13:43 – “Ты знаешь, что они ложно свидетельствовали против меня, и вот, я умираю, не сделав ничего, что эти люди злостно выдумали на меня”. Пс.55:7 – “собираются, притаиваются, наблюдают за моими пятами, чтобы уловить душу мою”.

Следует внести некую поправку в дату сего документа. По всей вероятности, здесь простая опечатка, так как отлучение было в 1967 году, а снятие - в 1968 году. В Барнаул мы приехали окончательно на второй день Пасхи в 1968 году. Дата эта очень хорошо запомнилась тем, что мы приехали в Барнаул, не имея места, где остановиться. С нами была и моя сестрёнка Марфа, которой было в то время 8 лет, и она жила у нас в Новосибирске. Мы заехали к Корниловым Ивану Фаддеевичу и жене его т.Поле, у которых ещё много раньше жили на квартире почти все наши ребята. Они жили как раз за гор.больницей на ул. Молодёжная. Пока я прощался с хозяевами, Марфунька выскользнула за дверь второго этажа. Мы вышли – её нигде нет. Мы забегали по этажам – пусто. На улицу – нет нигде. Что делать? Было от чего захолонуть сердцу. Но мы встали на молитву. И вдруг с верхнего этажа выходит мужчина и выводит её из комнаты живой и невредимой. Столько забот дала всем нам!

И ещё относительно отлучения. Оно было не только дико-беззаконным, но и вообще основанным на абсолютной лжи и ненависти. Но так как у старообрядцев “конь есть ложь во спасение”, то это у них в порядке вещей. Оклеветавший нас о. Павел Морозов жестоко и тоже вполне неоправданно был запрещён старообрядческой архиепископией в служении. Потом с него был снят сан и запрещено было даже молиться за него после его смерти. Это уже запредельная свирепость старообрядцев – причём тоже из обычного их арсенала – желание уже после его смерти досадить ему и его родным. Непримиримая и вечная ненависть к Никону и царю Алексею Михайловичу с 1666 года растворила их в дремучей мстительности и непримирённости к тем, кто не с ними хотя бы в одной букве, в одном, не так пригнутом пальце. Попытаются ли они эти слова опровергнуть?

Когда нам была уже выдана бумага, мы на самом выходе, в тамбуре, встретили Евгения Бобкова, старообрядца, чей отец Алексей работал в архиепископии и который допустил меня к их библиотеке, где я провёл доброе время и даже ночевал там. И с Евгением мы были чуть ли не одногодки. Он, кажется, окончил строительный институт. Какое-то время мы с ним даже изредка переписывались. И однажды, рассылая письма с поздравлениями с Пасхой, я допустил роковую ошибку – письмо к баптистам Еремеевым заложил к нему, а его к ним. Те, конечно, не обратили особого внимания на оплошность, а вот уж старообрядец мёртвой хваткой вцепился в слова, где я баптистов назвал братьями. Он мгновенно “вычислил” меня и объявил мне войну. Ни о каком примирении не могло быть речи. И сколько я ни писал к нему, сколько ни пытался изъясниться, что в доме Еремеевых я получил впервые Евангелие – всё было напрасно. Он по-старообрядчески не просто отверг меня, но делал всё возможное, чтобы мне никогда не быть с ним в одной упряжке. Увидев нас в тамбуре, он грозно спросил, взглянув исподлобья: “А вы что тут делаете?” Я, всё ещё в эйфории от радости, тут же и сказал: “Незаконное отлучение снято с нас!”. Он так и вскинулся: “Стойте тут!” - и побежал в канцелярию. Его долго не было и наконец он, тёмный и хмурый, выдавил: “Ладно, идите!”. То есть он уже снятое клеймо снова пытался навесить на нас. Так о каком же сотрудничестве, о каком братстве во Христе могла идти там речь? О, если бы при самом начале войны против меня знали они с о.Павлом, что ждёт их! Этот Евгений потом служил в г. Гомеле священником. Андрей Долгов из Новосибирска, один из самых близких и лучших друзей моих, встречался с о.Евгением и, как рассказывал Андрей Феодотович, они подолгу с ним гуляли ночами и о.Евгений постоянно и очень настойчиво убеждал Андрея, чтобы тот порвал со мной всякую связь и вообще не встречался. Но Андрей убеждал о.Евгения в обратном, хотя и безуспешно. Однажды, когда о.Евгений ехал в Москву, случилась большая беда – идущий навстречу грузовик-долгуша, как мне описывали и нарисовали схему крушения, перерезал им дорогу, перескочив междупутье. Удар пришёлся как раз с правой стороны в спящего о.Евгения, которому не было дано на покаяние ни одной доли секунды – мгновенная смерть. У него осталось 9 детей, как мне говорили. Ещё один враждующий сошёл с дистанции. Я помолился тут же о его несчастной душе, ибо он ушёл в вечность с тем, что переполняло его старообрядческое сердце – с неправдой и ненавистью. Прости его, Господи, не ведал он, что творил. И так прошло уже 69 моих лет и из них 46 с Евнгелием в руках. И я постоянно убеждаюсь, что значит охрана Божия. Пс.16:8 – “Храни меня, как зеницу ока; в тени крыл Твоих укрой меня”. Втор.32:10 – “Он нашёл его в пустыне, в степи печальной и дикой, ограждал его, смотрел за ним, хранил его, как зеницу ока Своего”. Зах.2:8 – “Ибо так говорит Господь Саваоф: …касающийся вас касается зеницы ока Его”.

Меня бранят, когда жалею я причиняющих печаль

Мне бессердечностью своею; меня бранят, когда мне жаль

Того, кто в слабости невольной Иль в заблужденьи согрешит...

Хоть и обидно мне, и больно, Но пусть никто не говорит,

Что семя доброе бессильно Взойти добром; что только зло

На ниве жатвою обильной нам в назидание взошло.

Больней внимать таким сужденьям,

Чем грусть и скорбь сносить от тех,

Кому мгновенным увлеченьем

Случится впасть в ничтожный грех.

Не все ль виновны мы во многом,

Не все ли братья во Христе?

Не все ли грешны перед Богом,

За нас распятым на кресте? 1.05. 1888, К.Р.